мне.
Походка Анны замедлилась, когда она заметила, что наша дверь приоткрыта. Супруга приближалась с опаской, её шаги теперь были шаркающими. Она вытянула шею и увидела меня.
— Привет, — произнесла негромко.
— Проходи, — сказал я голосом Мастера. — Тебя надо выпороть.
Она кивнула и, глубоко вздохнув, подошла ко мне в наше семейное гнёздышко, которое в такие моменты лучше назвать звериным логовом, поскольку здесь есть жестокий зверь и слабая жертва.
Я слегка поцеловал Анну, снимая с неё одежду. Но ничего вешать не стал — это не дело Господина. Просто раскрыл пальцы, и вещи попадали на пол у входной двери в прихожей. Сабмиссив слегка дрожала. Я отстранился от поцелуя и закинул ей волосы за плечи. Мы оба знали, что дверь позади неё все ещё открыта. Хоть и маловероятно, но в любую секунду кто-то мог пройти мимо коридора и увидеть задницу моей красивой жены. Я протянул руку и рывком закрыл дверь. Затем повёл свою добычу вглубь логова, которое было прекрасно освещено. Вечерний свет лился из ближайшего окна и благодаря жалюзи создавал волшебный эффект зебры.
— Ты боишься? — спросил я, пока мы шли.
— Конечно. Кто бы не стал? — ответила она шёпотом.
Оказавшись в берлоге, я услышал её вздох и улыбнулся. Без сомнения, сабмиссив только что заметила мои дневные покупки. Она не отстранилась и не попыталась уйти. Она стойкая девочка. Что бы я ни планировал, будет готовой, терпеливой и покорной, а также счастлива доставить удовольствие своему Хозяину.
Я использовал два коротких отрезка грубой верёвки и обернул по одному вокруг каждого из её запястий, а затем протянул к крючкам на потолке. Сначала правое запястье, а затем левое. Я поправил шпагат, чтобы он был натянут, а затем завязал его.
— Тебе удобно?
— Я чувствую себя сильно растянутой, но со мной всё в порядке, — дрожащим голосом сказала Анна.
Она в самом деле была растянута. Её руки подняты высоко над головой и широко расставлены. Идеальная грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом. Я указал на три инструмента, начиная с трости питерского денди конца XIX века. Вероятно, с такими по Невскому проспекту когда-то прогуливались тогдашние мажоры, возможно, даже и «наше всё», пока высматривал очередную барышню, за которой ему захотелось бы начать волочиться.
— Десять, — сказал я, постукивая по изогнутой части трости. — Двадцать, — постукивая по хлысту. — Тридцать, — постукивая по плётке. Затем я улыбнулся дьявольской ухмылкой. — Начнём с флоггера, ладно?
Анна не ответила. В этом не было смысла. Это был риторический вопрос. Я взял флоггер в руки и сразу, без подготовки, нанёс удар, полоснув по прекрасной груди. Сабмиссив вскрикнула, вздрогнув всем телом. Не медля дальше, а нанёс ей ещё два удара, потом один сильный слева, за которым последовал удар справа.
В течение следующих десяти минут я сделал ещё полдюжины резких движений, шлёпнув хлыстом по сиськам сабмиссив. В мгновение ока её грудь стала розовой, ярко-розовой. Тёплое свечение становилось всё более и более болезненным.
— Попроси следующий, — сказал я ей.
— Пожалуйста. Пожалуйста, Мастер, можно мне ещё один? — спросила она со страхом и статью.
— Ещё один что?
— Пожалуйста, Учитель, можно меня ударить плетью прямо… прямо по груди?
Я доставил ей это изысканное удовольствие в избытке. Изо всех сил отшлёпал её грудь плетью из оленьей шкуры. Потом ударил её ещё раз. Затем снова. Соски Анны теперь стояли по стойке смирно. Они были тёмно-алыми. Два маленьких гранатовых камешка на вершинах двух розовых холмов.
Глава 16
Клим
Я не сдавался и уж тем более не собирался так быстро останавливаться. Каждый взмах флоггера был таким же впечатляющим, как и предыдущий. Никакой пощады. Порка груди моей жены не будет снисходительной. Анна начала покрываться потом. Вены на её шее принялись надуваться всё сильнее. Кожа на груди сменила цвет с розового на красный, и начали образовываться пятна. Я поднёс флоггер к её губам.
— Поцелуй его, малышка.
Она выполнила.
— Почему я тебя сегодня порю, Анна?
— Вы демонстрируете природу наших отношений, Мастер. Ты владеешь мной. Я твоя. Вы это доказываете. Ты бьёшь свою новую жену, потому что можешь. Ты показываешь мне, как будет теперь, когда мы муж и жена, — ответила она дрожащим от волнения, страха и желания голосом.
Я хотел сказать, что её ответ прекрасен, но это было бы слишком мило с моей стороны. Вместо этого отдёрнул руку и снова хлестнул по прекрасной женской груди. Она больше не могла скрывать боль. Она закричала. Кожа на её бюсте теперь была огненно-красной и, конечно же, её сильно жгло, могу себе это лишь представить. Потом я ещё раз её отхлестал. И опять.
— Сколько было ударов, шлюха?
— Двадцать два, Мастер.
Анна знала, что одна из её обязанностей при каждой порке — считать удары. Это никогда не было легко: терпеть боль и во время всего этого достаточно концентрироваться, чтобы следить за происходящим.
— Как ты думаешь… следующий удар должен быть мягким, средним или безумно жёстким? — продолжил я возиться с ней. Это была безвыходная ситуация. Если попросит о снисходительности, она меня разочарует. Если заговорит об ужесточении, то тем самым причинит себе ещё более сильную боль. А средняя — ну это просто отмазка.
Анна помолчала, но потом ответила:
— Безумно-жёсткий, Мастер. Ударь меня так сильно, как хочешь.
— Если вы настаиваете, миледи, — чуть иронично ответил я и, размахнувшись, сделал то, чего мы оба хотели.
Комнату пронзил отчаянный женский крик. Но смутить или напугать он, — уж я-то стопроцентно в том уверен, — может лишь человека неискушённого. Для моей сабмиссив всё происходящее — часть игры в особенное наслаждение.
К моменту окончания тридцатого удара Анна уже находилась глубоко в подпространстве. Она была в зоне, доступ куда обеспечен лишь умеющим, — а главное желающим, — играть в БДСМ по-настоящему. Её груди были покрыты густой сетью перекрещённых рубцов. Соски оставались твёрдыми, но малейшее прикосновение к ним вызывало боль. Я отложил флоггер.
— Спасибо, Мастер, — услышал я позади себя.
— Спасибо? Спасибо? Когда ты обычно говоришь спасибо, Анна?
— Когда порка закончится, Мастер. Вы сказали тридцать ударов. Прошло тридцать ударов.
Видели бы вы выражение её лица, когда я сказал, что тридцать — это лишь плетью. Но ещё моей добровольной рабыне предстояло выдержать двадцать хлыстом, а затем десять тростью школьного директора. Анна, таким образом, прошла только половину порки.
— Ох, чёрт, — прошептала она.
Я использовал хлыст по всему её телу. Нанёс пару жестоких ударов по внутренней стороне её бёдер, несколько прямо по животу. Ударил по бёдрам снаружи. Я даже устроил
