просто эгоисты, чтущие исключительно собственные интересы. И вы, и сербы для них просто фауна. Хорватов держат за хорошо прирученный домашний скот, сербов за полудикий. И тех, и тех при необходимости пустят на скотобойню без жалости.
Через полчаса, когда ошеломленных научников затолкали в камеон, Ковачич засомневался вслух: стоит ли везти в расположение роты сербских лаборантов. Когда из-за признаний допрашиваемых страсти разгорятся, именно сербы — первые кандидаты на линчевание.
Хорват позаботился о выживании сербов⁈ Не иначе, кто-то в лесу сдох. А Несвицкий продолжал ковать железо:
— Брате Лука, ты, пожалуй, разумнее вашего лейтенанта, хоть всего капрал. Поэтому не откажи в последней просьбе: часть ваших пусть пока останется. Тем более, что на всех места в камеонах не хватит. Скажи им прибраться. Спрятать трупы. Откатите и замаскируйте самолет, чтоб не бросался в глаза с воздуха.
— А ты, брате Микола?
Несвицкий едва давил в себе улыбку, когда его величали по имени-фамилии, вписанным в липовый аусвайс. Фамилия вообще потрясающая: Пивень. Видать, Душан пошутил, подсказал писарю в посольстве. Зато — конспиративно, ни один варяг добровольно с такой фамилией ходить не будет.
— А я поеду с ранеными и препровожу их в больничку. Кровь им остановил, но достать пули — выше моих умений. Не волнуйся, заштопанными их отдадут вам.
— Пусть лучше гансы сами волнуются, — проворчал в ответ капрал.
Конечно, в оставленном здании БиоМеда могло найтись еще много интересного — или компрометирующего фирму и ее сотрудников, или просто полезного, но время поджимало, и колонна машин двинула в обратном направлении. В больнице медсестра приемного покоя, вроде бы уже закаленная событиями последней недели, схватилась за сердце, когда увидела, в какой компании в этот день к ним ввалился волхв-спаситель: хорватские полицаи, далеко не самый долгожданный гость где бы то ни было в Сербии, тащили под руки троих военных в униформе и без знаков различия, перемотанных бинтами с проступившей кровью. Этим «счастливчикам» прилетели автоматные пули, крупный калибр практически не оставляет шансов.
— Нужна операционная с хирургом, — потребовал Несвицкий.
— Да, брате Микола! — больничарка умчалась организовывать процесс. Здесь не принято «пять минут, только кофе попью», к счастью для раненых немцев.
Пока их латали, Несвицкий отработал смену за сосудами с плазмой, чувствуя себя достаточно вымотанным — работал на пределе сил который день подряд. Да и операция с БиоМедом уничтожила сколько-то нервных клеток, ведь столкновение с головорезами спецназа могло иметь куда худшие последствия. А вот то, что отправлял в лучший мир либо просто в никуда (зависит от веры) подданных кайзера, пусть не сам, а руками хорватов, ни в коей мере не отяготило совесть. Он воспринимал их как оккупантов на захваченной сербской земле, никакой разницы со Славией.
— Ты превзошел самого себя, доктор Пивень! Концентрация волшебная! Эту плазму я разбавлю физраствором в десять раз!
Процедурная сестра, ассистировавшая при ежедневном чуде, смотрела на Несвицкого если как не божество, то на ангела господня, спустившегося с небес. По мере того, как персонал узнавал, что успех спасения зависит не от видного «немца», командовавшего волонтерами, а усатого молодого мужчины с красноватым пятном на лице, отношение к нему менялось. Поскольку ангел не требовал за бесценную жидкость ни одного экю, а на черном рынке доза котировалась во много тысяч, слух о его святости разлетелся далеко за пределы больнички.
— Вот что, Стефа… Мне нужна помощь.
— Для тебя — все что угодно, брате.
— Мне вечером надо бы собрать как можно больше людей. Кое-что рассказать. Весь больничный персонал, скупщину, полицию, судейских, почтмейстера, школьных учителей…
— Боятся, драги мой доктор. Заражение. Хоть и так кашляют все.
— Не все, Стефа. А бояться заражения не надо. Эту гадость переносят исключительно комары. Некоторых комары не любят — не вкусные.
— Я — вкусная, — вздохнула больничарка. Она была темно-жгучей пышкой лет тридцати пяти, аппетитной даже на вид, без надкуса. — Если бы не ты, надо мной уже бы росла травка.
— Так мне доверяют? — хитро усмехнулся Несвицкий, развалясь в кресле, в котором обычно отдыхал после ворожбы. После Царицыно вот такая обстановка — среди кафеля, салатовых стен, крашеных выше фартука из плитки, и запаха дезинфекции — располагала к спокойствию, и он чувствовал себя как дома, только остро не хватало присутствия Марины. Если не прямо рядом, то хотя бы на другом этаже — в ее отделении.
— Как самим себе! Как богу!
— Так скажи всем от моего имени: не нужно опасаться. В семь вечера жду горожан на главной площади.
Естественно, силами одной дамы-медика сбор жителей не ограничился. Использовав экспроприированную у Ольги телефонную книгу, Несвицкий раздал похожие поручения десяткам человек. Из скупщины выволокли трибуну, водрузив на помост, подключили микрофон.
Когда пришло время начать, Николай почувствовал себя отвратно. Он не любил публичности, и выступать, словно Ленин на броневике или Брежнев на трибуне очередного судьбоносного съезда КПСС, не умел. Но иного выхода не виделось.
Рядом тусовался Душан. С каждым днем Несвицкому все легче удавалось изъясняться с местными, но он не хотел портить очень важный момент из-за языкового недопонимания. Договорился с капитаном, что по знаку в виде шлепка по руке тот переведет на сербский самые сложные места.
И хотя предвидел аншлаг, поразился, когда на площадь, по уверению начальника местной полиции, пришло людей куда больше, чем обычно собиралось на праздник Видовдан. Некоторые, еще не получившие инъекций, едва стояли на ногах и тряслись от кашля. Избежавшие инфицирования «невкусные» обмотали лица до глаз, опасаясь, что кто-то на них ненароком чихнет. Отдельной группкой, не смешиваясь с сербами, сгрудились десятка три военных полицейских во главе с неизменным Ковачичем, неформальным лидером антигерманского протеста у хорватов.
Отряд из Варягии, потерявший командира и моментально признавший верховенство Несвицкого, сконцентрировался около него. Цербер, непривычный к столь многочисленному скоплению, тихонько взрыкивал, потом лег на пузо, расслабившись, словно признал: столько народу не разгоню и не перекусаю, потому умываю лапы.
— Другови! Другарице! — начал князь. — Прошу внимания, то, что я вам скажу, крайне важно. Эпидемия передается только через укусы насекомых. Комарци — единственные его разносчики. Почему так необычно? Вирус выведен искусственно в лаборатории германской компании БиоМед, вы ее прекрасно знаете — она выше в горах к югу от Високи Планины. Сегодня отважные хрватские полицейские арестовали всех виновников катастрофы, србские лаборанты и другой обслуживающий персонал из местных переданы в полицейский околоток. Подданные кайзера заперты в казарме хрватской роты,
