жизни. Они весело болтают, как когда-то с Сандрой. Тилли бежит по весеннему лугу, и в волосах у нее желтые полевые цветы (интересно, какие у нее волосы – светлые или темные?) Они сидят на берегу и смотрят на летний закат. Гуляют по осеннему лесу, и она собирает огненно-красные, желтые и оранжевые листья. В сверкающий зимний полдень скатывается с пригорка на санках, которые он смастерит для нее (уж это-то он сумеет?), опрокидывается в снег, поднимается, раскрасневшаяся, хохочущая... А потом они сидят у потрескивающего очага зимним вечером, и пусть на улице мороз, но в доме тепло и уютно, и он рассказывает ей... рассказывает... о далеких странах и путешествиях… но, конечно, без всяких ужасов войны…
«Родгар», – перебивает его Тилли.
«Что?»
«Родгар!»
Он резко открыл глаза и увидел предвечернее небо над головой. Должно быть, он проспал, по меньшей мере, часа три. Плохо, он не собирался терять столько времени. Строго говоря, он вообще не планировал спать – потому и не дал себе установку проснуться вовремя; он хотел лишь поваляться полчасика и продолжить путь...
Что стряслось у Тилли?! Впрочем, ее голос звучал хоть и настойчиво, но, кажется, не встревоженно. Скорее, напротив, радостно.
«Разбудила? Извини. Родгар, я встретила наших!»
«Наших? – он не сразу сообразил спросонья. – Ты имеешь в виду – других выживших из твоего селения?»
Ну вот, кажется, и конец его нелепым фантазиям. О девочке есть, кому позаботиться, и теперь, когда большинство их односельчан погибло, они будут ценить каждого выжившего...
«Нет, не из моего, – голос Тилли помрачнел. – Из моего не уцелел никто, кроме меня. Из другого. Их селение тоже уничтожили чудовища, еще раньше. Но кое-кому удалось спастись. В основном тем, кого не было дома. Чудовища пришли ночью, они всегда нападают ночью... (Да, Родгар знал это.) Но двое мальчиков заблудились в лесу, и отец одного и старшие братья другого отправились их искать. Дедушка-знахарь отправился в лес за цветами, которые распускаются только по ночам. Еще одна девушка выходила на двор и успела залезть на дерево так, что ее не заметили. Двое детей, мальчик и девочка, сумели убежать, как я, пока их родители отвлекали на себя чудовищ. И одного совсем малыша мама накрыла своим телом, ее, конечно, убили, а его не заметили».
«То есть во всей группе – старик, дети и только трое взрослых мужчин?»
«Четверо».
М-да. Похоже, он поторопился с выводом, что теперь Тилли в безопасности. Да черт побери, она не была в безопасности, когда было живо все ее село в полном составе!
«Они вырыли землянки в лесу, – продолжала Тилли, – но их выгнал оттуда пожар. Если бы не он, мы бы, наверное, не встретились».
«И что они теперь собираются делать?»
«Они еще не решили. Большинство взрослых хотят искать какое-нибудь селение, где нас примут. Но дедушка говорит, что надо уходить на полночь... то есть на север. Там холодно и труднее находить еду, но там нет чудовищ. Они тоже не любят холод. А здесь, говорит он, нас рано или поздно всех перебьют».
Не исключено, что старик прав, подумал Родгар. По мере продвижения фронтира на запад нападения лесной нечисти случаются все чаще, и если поселенцы и дальше будут считать, что главная опасность – это лорды и рыцари, угрожающие их свободе и равенству, а не монстры из леса... А королевская армия, которая могла бы решить дело в пользу поселенцев, не спрашивая их согласия, увязла на юге надолго, возможно – на десятилетия, ибо тактические победы вроде взятия Эль-Хурейма ничего не решают в стране, где удар в спину можно получить из-за каждого камня... Рано или поздно, наверное, города и замки все же вырастут и на месте нынешних дремучих лесов. В конце концов люди всегда добиваются своего, сколько бы крови ни пришлось за это пролить. Но Родгара не волновало, что будет через сто лет. Ему нужно спасти Тилли сейчас.
«Ты говорила им обо мне?»
«Вообще-то нет. Я боюсь, они мне не поверят. Скажут, что я тебя выдумала. Взрослые никогда не верят детям», – печально констатировала она.
«Ну и правильно не говорила», – откликнулся Родгар. Сначала ее и впрямь сочли бы фантазеркой или даже повредившейся в уме, а потом, когда он явился бы перед ними во плоти в качестве живого доказательства... черт его знает, как бы они отреагировали. В каждой из этих изолированных деревень свои суеверия. У этих вон даже вместо традиционной ведьмы – знахарь-мужчина, может, в их глазах всякая женская магия – еще худшее зло, чем в глазах официальной церкви. И хотя магия на самом деле вовсе не в Тилли и даже не в Родгаре, а в амулете, надежнее вообще не поднимать эту тему, чем надеяться на здравомыслие неграмотных лесовиков, пребывающих не в лучшем расположении духа после гибели всего их селения.
«Погоди, Родгар, – произнесла вдруг Тилли, – кажется, двое старших хотят о чем-то объявить».
Родгар сел в траве, обхватив руками колени. Меч лежат справа от него. Слева невозмутимо пасся Ветер, периодически помахивая хвостом. Солнце медленно опускалось к черной кромке выгоревшего леса на другом берегу, и через озеро протянулась ослепительная золотая дорожка.
«Они договорились, – сообщила Тилли. – Они решили идти на север».
Ну да, подумал Родгар. Скорее всего, ты и послужила решающим аргументом. Два селения, уничтоженных всего за несколько дней – весомый довод в пользу того, что оставаться в этих местах не стоит. Хотя, конечно, уходить на дикий и необжитый север такой маленькой горстке, где всего четверо сильных мужчин – тоже отнюдь не лучшая идея. Он сам, наоборот, уводил бы людей на юго-восток, в более обжитые области. Впрочем, это тоже нелегкий путь – до тех краев, где лесную нечисть уже считают байками, не одна сотня миль... и там, разумеется, уже нет той безвластной вольницы, которую так ценят эти люди. С другой стороны, почему старик так уверен, что чудовищ нет на севере? Ведь там почти никто не бывал. Да, несколько отчаянных путешественников – если верить их рассказам – добирались до самого Северного океана, но, если они не столкнулись при этом с лесной нечистью, это не значит, что ее там нет. Это значит, что им просто повезло. Или знахарю дают эту уверенность какие-то колдовские штучки? Вопрос, насколько они надежны...
«Тилли... ты хочешь уйти с ними? Или ты... все еще хочешь стать моей сестрой?»
«А можно?» – она словно не
