заслонить передачу Риду, им удается, но парни проворачивают умопомрачительный перехват. Я вскакиваю, хлопая. Это чистая эстетика.
Рид у корзины поднимает руку для броска, как под нее врезается локтем Линкольн.
Ладони от хлопков перемещаются ко рту, сдерживая вскрик. Комментатор объявляет неспортивный дисквалифицирующий фол. Удар объективно признают точным и намеренным, пока Рид еще не встал. Врач просит парней поднять его. Это ребра.
Мне плевать на зрителей. Я прорываюсь через сидения и ряды, наступая на ноги, толкая. Быстро ориентируюсь, но мне не нужно далеко бегать до командного пространства. Рида выводят ближе к главному входу. Он прижимает небольшую пачку льда к корпусу, на лице испарина и боль. Его поддерживаю новички, значит, “главные” парни устраивают дебош.
Рид садится на одно из металлических сидений, откидывает голову назад.
— Это долбанные ребра, парень. Они быстро срастаются. Меньше всхлипывай, словно девчонка.
Даже Амкер здесь, а не на площадке с судьями, где ему место.
— Он знал, куда бить. Вынес ценой своего участия сильного игрока, Рид.
Менеджер едва ли не бьется головой о стену.
О, нет. Не сильного. Они должны ликовать, им посчастливилось играть на одной площадке с…я сама себя не слышу. Это обида, гнев, уверенность.
Спрашивать, как он — глупо. Жду, пока все сделают несколько шагов от Рида, займутся делами важнее разговоров.
— Жить и играть будешь, так? — сажусь на корточки перед ним.
— Это, блядь, намеренно, Кейти. — произносит сквозь зубы.
Серые глаза недобро впиваются в мои.
— Ты говорила с номером Шесть.
— Линкольн из Сан-Франциско. — шепчу, понимая, что натворила — Я…не специально.
— Да, конечно, да. — с силой откидывает лед в сторону.
— Это проскользнуло в обычном разговоре, он заметил, что тебе больно. — непонятно почему хныкаю — Поверь мне, я точно не хотела этого.
— Сделать что?
Везут каталку, приехала скорая.
— Я видел вас, как мило переглядывались по треугольнику. Нахрен. Блядь. Кейти.
Хорошо…ему больно и плохо, он выбыл из игры. Я должна молчать. Я не жертва, так?
Его везут в больницу, я забираю наши сумки, приезжаю на такси на полчаса позже. Ему уже сделали ренген. Пусть я и не родственница, но дают информацию. Может, Рид их попросил? Меня всю трясет.
— Две трещины и синяки. — говорит доктор — Минимум две недели без тренировок, далее — щадящий режим.
И все? Это же ерунда.
— Да, это почти что ерунда. — улыбается доктор, словно услышал мои мысли.
Фред, помощник тренера, тоже здесь.
— Спасибо. Просто…да, спасибо.
Падаю обратно в кресло в приемной.
— К нему можно, но он под легким обезболивающим.
Киваю. Первый проходит Фред. Скорее всего после игры подтянутся парни. Пытаюсь переварить произошедшее. Я невольно раскрыла слабое во всех смыслах место Рида его сопернику. И теперь парень считает меня виновницей происходящего. Он никогда не был нытиком, не убивался жалостью к себе, но сегодня…
— Можно?
Рид слышит то, что я произношу одними губами, едва выглядываю из коридора.
— Блядь. Брюсу хотя бы хватило ума исчезнуть.
Весь мой милый настрой улетучивается с его словами и закатанными глазами. Дверь за мной закрывается.
Больничная койка приподнимает Рида, так что он почти сидит. Парень чуть бледный, в медицинской рубашке в ромбик. К мощной руке с проявленными венами проведена трубка с обезболивающим. Делаю вид, что мне плевать.
— То есть я поверила тебе на словах, что ты не погубил жизнь моего брата, а сам не веришь случайности?! И тебе так чудесно жить с мыслью, что я могу способствовать твоему вылету из сезона?
— Раз я это сделал с Брюсом навечно, то почему бы и нет?! — у него хватает сил испытывать гнев.
— Ты…я…
А мне хватает сил сдерживать слезы в трех метрах от него, утром все было идеально, а теперь…опираюсь на изножье кровати.
— Хорошо, Рид. Да, каждый вправе верить, во все, блядь, что пожелает. И мне нравится версия, где ты не причастен к травке Брюса, а я по идиотизму сболтнула твоему сопернику про травму. Знаю, что как минимум вторая часть правда. — с трудом беру вес на себя — Я буду в приемной, если что-то понадобится.
Да. Я буду здесь сутки, пока у Рида постельный режим. С какой, мать его, стати я не уезжаю в оплаченную гостиницу?!
Вместо этого я арендую на ночь больничную комнату, что довольно популярно. Это пространство чуть меньше палаты, в ней одна кровать, тумбочка и туалет. Архитектор не постарался, пространство можно было бы использовать эффективнее.
Переодеваюсь, сменяя футболку. Я не планировала спать…ну или по крайней мере одетой. Смотрю записи некоторых моментов игры. Гарвард обогнал на шесть очков, но счет низкий: 76:70. Все, что меньше ста считается песочницей.
Пытаюсь думать о баскетболе. Смотрю повторы матчей прошлого сезона, листаю Instagram. Мне одиноко и страшно, может, выйти в коридор? Приемную? Не сомневаюсь, что там много людей.
Гарвардцы пришли после игры буквально на десять минут, Рид их сам прогнал. Большинство сегодня уезжает в Бостон. Точнее — вчера. Сейчас три ночи.
Поднимаю голову с подушки.
— Тебе нельзя вставать, так намного быстрее срастется. — подскакиваю.
— Подумал тебе одиноко.
Рид в футболке и больничных штанах, под одеждой все еще бежевый корсет.
В комнате из источников света мой телефон и окно, так что не могу разглядеть выражение лица брюнета.
— Подвигайся. — командует.
Это узкая полутороспальная кровать, куда ниже больничной. Поднимаю одеяло, Рид легко ложиться, накрываю его.
— Да, так и есть. — заметила, что мне одиноко не одной, а без него — Спасибо.
Парень занимает три четвертых постели, лежит на спине, иначе никак. Я же утыкаюсь носом в стену, пытаюсь выровнять дыхание.
— Бэмби.
— Давай уедем пораньше. Спокойной ночи.
— Я повел себя, как придурок. Мне неважно, что ты сказала или сделала.
Он не верит, а прощает. Это ужасно.
— Все в порядке. — голос почти спокойный, мы никогда не говорили так, в темноте, в одной кровати, только если пошлости — Мы выяснили, насколько слова друг друга имеют значения, вот и все. Ничего сверхъестественного.
Он тяжело вздыхает, вздрагивает от боли.
— Лучше вообще не дыши.
Я на удивление быстро засыпаю, пускай и едва касаюсь Рида обнаженным бедром. На утро не отпускаю вчерашнее, не так сильно умиляюсь мужчине, не залезаю обратно под одеяло, чтобы пробыть в его объятьях лишние минуты. А я привыкла к этому за две недели.
Не сомневаюсь, что Рид под действием обезболивающего. Он не проснулся, когда я перелазила через него, пока собиралась, и когда стучит дверь. Открываю на ширину своей головы.
Медсестра заглядывает за мое плечо, но ей не хватает обзора.
— Пациента де
