Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
стороне, у стены, с некоторым сомнением поглядел на чебурек, свисающий одним краем с тарелки на грязный стол, и начал есть. Несмотря на всю антисанитарию, довольно вкусно. Мяса, конечно, не докладывают, да и то, что кладут, скорее жир, жилы и лук с бульоном, но рецепт отработанный, и если не частить с посещением такого рода заведений, гастрит здесь не заработаешь.
Сняв пальто, набрасываю его на плечи, делаю глоток кофе, отдающего желудями, картоном и словом «эрзац», вгрызаюсь в чебурек. Вкусно! Впрочем, я неприхотливый, для меня и котлеты из школьной столовой, состоящие из кулинарного жира, жил и чёрного хлеба — вполне себе еда, пахнущая детством и ностальгией.
Чебуречная постепенно начинает наполняться посетителями, всё больше мелкими служащими из расположенных по соседству контор. Народ, который ходит обедать в чебуречную, довольно-таки специфический, всё больше из холостых, неприкаянных и пьющих.
Мельком замечаю бутылку под соседним столом. Брылястый мужик, воровато оглядываясь и перемигиваясь с соседями, разливает в стакан из-под наспех выпитого чая. Все видят, все понимают, но это правила игры — вот так вот, воровато, озираясь по сторонам.
Потом, заранее поморщившись, хапнуть «писярик», прикусив чебурек, который нужно сперва вдохнуть, и только потом — зажевать. Ну, им так вкусно… и кто я такой, чтобы осуждать?
Оглянувшись на сквозняк от входной двери, машу рукой Буйнову, и тот, не помешкав, подлетел, протягивая руку.
— Грязные, — предупреждаю его.
— А… сейчас такие же будут, — отмахивается тот, встряхивая кудрями и пожимая руку. Порывшись в карманах, он достал потрёпанный бумажный рубль с профилем Ленина, поспешив обменять его на чебуреки и кофе. Кофе здесь дрянь, да… но чай ещё хуже, хотя казалось бы!
Вот, к слову, одна из проблем — к еде я, в общем-то, неприхотлив, хотя предпочитаю есть вкусно, а не «в общем». А вот с чаем и кофе — засада! Здесь у меня с какого-то хрена прорезался изысканный вкус, чуть не сомелье!
Если кофе, и вполне приличный, достать в Москве не слишком трудно, то вот с чаем — полный швах! Грузинский, это… пыль горных дорог, и не мной определение придумано. Есть ещё «со слоном», и он более-менее приличный, если с лимоном, но по мне — скорее менее…
Сашка, оттиснувший плечом от нашего столика какого-то мужичка, поставив на стол тарелку и стакан.
— Занято, отец! — беззлобно сказал он, — С другом вот встретились поесть!
Он парень крепкий и улыбчивый, и это сочетание работает неплохо, так что «отец» даже не ворчит. Благо, свободных мест за столиками хватает, это вечером здесь час-пик, не протолкнёшься.
— Вот… — выкладываю перед Буйновым тетрадь в клеенчатом переплёте, — пронумеровано. Исходник, буквальный перевод, и попытки переложить их на поэзию.
Он угукает, быстро перелистывает тетрадь, кивает чему-то своему, и, положив тетрадь между нами, принимается за еду.
— Перелистни, — просит он чуть погодя, и я, облизнув пальцы, листаю до нужной страницы. Пару минут спустя я доел чебуреки, оставив от них хвостики, и включился в работу по полной — листая, объясняя и напевая…
— Слышь, ты! Студент! — не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Буфетчица, уперев в толстые бока руки-окорока, недовольно смотрит на меня, назревая лицом на скандал, — Поел, и вали!
— Не ругайся, красавица! — тут же реагирует Буйнов, поворачиваясь к ней и начиная плести словесные кружева.
— Ой… — не сразу, но она узнаёт его, — это же вы, да?
— Это я, — серьёзно ответил Саша, а я с трудом удержался от всхрюкивания — только что мегера грозная, и вот уже она — маленькая кокетничающая девочка. А мимика… а жесты…
… и вот она уже выпорхнула из-за прилавка, протёрла нам стол сперва тряпкой, потом передником…
— Кофе, — пару минут спустя сообщила она торжественно, ставя на наш стол, и понижая голос… — настоящий, бразильский! Нет-нет… какие деньги⁉ Угощаю!
Она раскраснелась и хихикает, и я даже в некоторой опаске за Сашу. Сейчас, ещё чуть-чуть, и она потащит его в подсобку…
… но нет, что значит — опыт! Как-то очень ловко он перекрутил ситуацию так, что забота и преклонение — остались, а ненужный ему подтекст — ушёл. Я так… хм, если и смогу, то не скоро, это не просто опыт, это талант!
— Один из наших соавторов, — представляет меня Буйнов, — талантливый парень!
— Ой… — всплёскивает та руками, без особого, впрочем, пиетета, — а я думала, ты в ПТУ учишься!
— Не-а… — мотаю головой, вонзая зубы в чебурек «для своих», который — ну небо и земля (!), — на Трёхгорке работаю, ну и в вечерней учусь.
— А… ну это правильно, — мигом понимает многоопытная тётка, — рабочая биография, не последнее дело!
Киваю, давя вздох, мат… и много чего ещё. Мне эта биография, равно как и рабочий стаж — ни к чёрту не нужно! Равно как и не нужны те мелкие привилегии, которые положены элите, и которые за пределами Союза привилегиями не считаются.
Тошнит уже от мелкой фарцы, необходимости что-то доставать и крутиться, «дружить» с людьми, которым хочется давать не руку, а — в морду… Вот не советский я человек, признаю!
Наверное, в СССР есть и много хорошего, да чего там наверное… есть, как не быть! Вот только я привык жить иначе, и поэтому жизнь в СССР я воспринимаю как неудачную вынужденную эмиграцию, когда жизненный уровень просел резко. А об уровне личной свободы и вспоминать тошно…
— Не знаю пока точно, удастся ли зарегистрировать наши песни в ВУОАП, — негромко сказал Буйнов, дождавшись, пока буфетчица отошла, — но говорят, шансы есть!
С какого чёрта песни внезапно стали «нашими» уточнять я не стал. Это, в общем, коллективное творчество… Англоязычные музыканты пишут, я перевожу, иногда весьма вольно, ну и Буйнов тоже… участвует. Словечко-другое переставит, аранжировку делает… иногда.
Совесть моя почти чиста, потому что перевод, как правило, выходит очень и очень «по мотивам», и иногда
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
