Книга Сновидец. Мистер Невозможность - Мэгги Стивотер

Ронан редко задумывался о будущем.

Вот почему в этом вопросе они с Адамом всегда оставались по разные стороны баррикад. Адам, казалось, мыслил исключительно в перспективе. Он планировал, чем будет заниматься, на несколько дней, недель и лет вперед, а затем упорно работал, воплощая задумку в реальность. У него отлично получалось ограничивать себя во всем сейчас, чтобы обеспечить лучшее будущее.

Ронан, с другой стороны, похоже, прочно застрял в настоящем. Он всегда забывал о последствиях. И вспоминал уже после разбитого носа. Разрушенной дружбы. Огромной татуировки. Кошки с человеческими руками. Казалось, разум Ронана просто не создан для того, чтобы управлять его будущим. Он мог попытаться на пару секунд приоткрыть завесу грядущего, пока его сознание, словно плохо натренированный мускул, не дрогнет и не вернет мысли обратно в настоящее.

Но существовала одна картинка, которую он мог себе представить. Она казалась слегка неточной, потому что оригинал был похоронен глубоко в памяти, однако у Ронана всегда лучше получалось вспоминать прошлое, а не представлять будущее. Это был приятный момент, о котором он предпочел бы молчать. В нем не было ничего особенного. Это случилось тем самым летом, когда Адам окончил школу, которое он провел с Ронаном в Амбарах. Ронан чинил забор на улице и, вернувшись домой, швырнул рабочие перчатки на усыпанный травой коврик у двери в прихожую. И тогда заметил перчатки Адама, в которых он возился с машинами, аккуратно сложенные поверх его же ботинок. Ронан уже знал, что Адам в доме, но, тем не менее, эта картинка заставила его замереть. Просто перчатки, заляпанные маслом и довольно старые. Адам всегда бережно относился к вещам и старался носить их как можно дольше. Они были длинными и узкими, как и сам Адам, и, несмотря на возраст и пятна, в остальном оставались безупречно чистыми. Рабочие перчатки Ронана, выглядящие по сравнению с ними грубыми и помятыми, беззаботно брошенные владельцем, зацепились пальцами за пальцы перчаток Адама.

От вида этих двух пар, сваленных в кучу у порога, Ронана внезапно охватило безымянное чувство. Дело было не только в перчатках Адама, но и в куртке Адама, брошенной на стул в столовой, в банке с содовой, забытой Адамом на столике в фойе, самом Адаме, с комфортом расположившемся в Амбарах, где ему было настолько удобно, что он не крутился постоянно вокруг Ронана. Он не встречался с Ронаном; он жил его жизнью вместе с ним.

Туфли сняты у двери, перчатки сброшены.

Будущее. Светлое будущее. То, о котором приятно помечтать. Однако ощущение Кружева так и не покидало Ронана, от этого навязчивого страха было нелегко избавиться. Он вспыхивал в голове при воспоминании о перчатках Адама. Что доказывало Ронану: пусть момент и прекрасен и перспективы замечательны, но этого мало. Если бы было достаточно, Ронан продолжал бы спокойно жить в Амбарах, поджидая, когда светлое завтра настанет. Вместо этого он был здесь, ощущая шепот Кружева и каждым своим шагом все больше и больше ставя это будущее под угрозу. Так насколько же на самом деле он дорожил этим воспоминанием?

Видимо, недостаточно, чтобы спрятать его подальше.

– Надеюсь, тебе понравился сон, – произнес Брайд.

Едва Ронана отпустил сонный паралич, зажегся свет, озарив маленькую охотничью хижину, куда привел их Брайд спустя пару часов после эпизода в закусочной. С противоположной стены на Ронана уставились две полуистлевшие оленьи головы с сосредоточенным выражением на мордах. Свет лампы из оленьих рогов падал на клетчатый диван. Ронан был немного не в форме из-за ночной грязи, когда они приехали, поэтому не заметил всех деталей. Теперь же, разглядев обстановку, он находил их забавными, очаровательными и даже успокаивающими в своей обыденности. Кружево померкло.

Парень не представлял, как Хеннесси так долго жила с этим.

– Что ты принес? – спросил Брайд. Постановка вопроса, казалось, подразумевала, что ответ уже известен, но он хочет услышать объяснение, как учитель просит ребенка разъяснить его каракули.

– Телефон, – ответил Ронан.

– Телефон, – повторил за ним Брайд.

– Телефон, который невозможно отследить.

– Телефон, – снова повторил Брайд.

– Хватит повторять как попугай. Да, телефон, теперь у меня есть телефон.

– Зачем?

Внезапно Ронан почувствовал себя глупо, словно ученик, проваливший урок.

– Позвонить семье?

– Полагаешь, смотреть в зеркало заднего вида разумно? – спросил Брайд.

Было в этом нечто одновременно отеческое и неловкое. Брайд обращался с ними как с детьми; он был отлично знаком с тускло освещенным путем, которым они шли.

– Ладно, Сатана, – сказал Ронан, с унылого клетчатого дивана донесся глухой смех Хеннесси.

– Вставайте, – скомандовал Брайд. – Умойтесь. Мы идем на прогулку.

– Идея! Вы двое отправляйтесь гулять. А я останусь здесь и продолжу себя ненавидеть. – сказала Хеннесси.

– Надень пальто, – ответил Брайд. – Снег идет.

Его сновидцы поворчали и поступили, как он велел.

Лачуга, из которой они вышли, оказалась вырублена в склоне горы и снаружи еще больше походила на приют отшельника, чем изнутри. Ее окружали деревья, снова деревья и ничего, кроме деревьев. Подъездная дорожка к домику была едва различима среди обступавших ее лесных зарослей.

К изумлению Ронана, шел снег. Слегка, неспешно, но вполне достаточно, чтобы ночь казалась светлее. Перед хижиной стояла их машина, чуть припорошенная снегом, что делало ее не более заметной, чем раньше. Ее было трудно различить эмоционально, но не буквально. Снег и грязь здесь роли не играли.

Ронан натянул кепку на уши.

– Куда мы идем?

– Наверх. – ответил Брайд.

Итак, они двинулись вверх.

Вечнозеленые деревья, что росли здесь, казались чуждыми этому месту, подобно огромным дубам и изогнутым букам Линденмера, полузабытым сказочным деревьям Ронана. Толстые стволы елей с сучковатой корой и почти лишенные ветвей тянулись ввысь, в царство снежного тумана. Сказочные деревья, но эту сказку Ронану еще не доводилось слышать. Над ними пронеслась Бензопила: шум крыльев казался странным в окружающей их тишине.