решить в кратчайшие сроки.
Но император и слушать об этом ничего не хотел.
Она уже была выбрана в невесты цесаревичу, она принадлежала к столь влиятельной семье, разве трон под ним не зашатается, если он занесет меч над головой этого ребенка?
Но Орфей Хилков был невероятно упрям.
Пользуясь тем, что империя была втянута в затяжную войну, а императору было попросту не уследить за всем сразу, он собрал сторонников и, когда княжна Змеева приехала в Приморский дворец на лето, организовал покушение, в ходе которого она утонула.
Император был вне себя от гнева.
Потому что Чеслав Змеев, чья жена после потери дочери сошла с ума от горя, намеревался сравнять империю с землей, и что император мог ему противопоставить?
Более того — независимо от намерений, Орфей Хилков пошел против его слова, он напал на невесту его сына, практически на члена его семьи.
Разве это допустимо?
Чтобы усмирить все втянутые в конфликт стороны, императору пришлось пойти на отчаянный шаг и публично и невероятно жестоко наказать всю семью Хилковых, так или иначе замешанную в этом заговоре.
Он не пощадил даже собственную сестру.
Ко всеобщему ужасу, оказалось, что предсказание было ошибочным, Надежде Змеевой было суждено спасти империю от великой опасности, а не уничтожить ее, вот только ничего уже было не исправить.
Теперь я начинала припоминать кое-что из того, о чем без особого интереса после летних военных сборов упоминал Платон.
Лукьян бесследно исчез еще до истории с заговором, и, когда он наконец-то нашелся, император не стал припоминать ему грехи его отца. В конечном счете Лукьян был сыном его сестры, он тоже принадлежал к императорской крови и был одного возраста с цесаревичем. Он не нес ответственности за ошибки взрослых.
Император вернул ему титул и имущество его семьи.
Единственное, чего он не мог вернуть ему, так это репутацию.
Для всех он был сыном жестокого безумца.
Бесчеловечный гнев Гордея Змеева был вполне объясним.
Мало кто не слышал о том, что, если ему случалось натолкнуться на лавку прорицателя, он безжалостно громил ее, вымещая свою бесконечную обиду и злость.
Он заходил слишком далеко.
Лукьян не имел к его бедам никакого отношения.
А я — тем более.
— Прекратите! — панический голос цесаревича выдернул меня из глубоких размышлений.
Придя в себя, я обнаружила, что Платон уже успел повалить Гордея Змеева на пол.
Огненный хлыст, бесполезный без вливаемой в него магической силы, валялся где-то в углу.
Платон занес кулак для прицельного удара в перекошенное от злобы лицо Гордея Змеева.
Я попыталась двинуться, чтобы остановить его, но почувствовала, что даже моргаю с трудом, словно кто-то с силой сжал мои руки, ноги и даже голову.
А? Что случилось?
Лукьян Хилков обернулся ко мне с мягким взглядом:
— Барышня, поберегите себя. Не вмешивайтесь.
У меня для тебя офигенные новости, парень, я даже если и захочу вмешаться, пальцем пошевелить не могу!
Вместо меня нанести завершающий удар Платону помешал вцепившейся в него Иларион.
— Не лезь! — Платон попытался стряхнуть его.
— Что, правда глаза колет? — все подначивал Змеев, затем он бросил гневный взгляд на цесаревича. — А ты вообще на чьей стороне?
Сторона Илариона была довольно очевидна.
В конце-концов Лукьян Хилков приходился ему братом, пускай и двоюродным.
— У вас обоих будут огромные проблемы! — не сдавался Иларион, прирожденный миротворец.
— Да плевал я на это, отцепись! А ты, хватит уворачиваться!
— А я разве не должен уворачиваться? Ты же мне в лицо целишься!
— Было бы что спасать!
Я наконец-то смогла справиться с охватившим меня шоком, но обеспокоенно вглядывающийся мне в лицо Лукьян Хилков по-прежнему мешал обойти его.
Мне оставалось только смотреть.
Ладно, волноваться было не о чем.
Платоша пока что был абсолютным победителем в этом противостоянии.
Эта возня длилась бы еще долго, но Гордей Змеев все-таки изловчился и прицельно ударил ногой, целясь в Платона.
Вот только попал в лицо мельтешащему цесаревичу.
Тот отшатнулся прикрывая ладонью подбитый глаз.
— Я передумал, — простонал он, обращаясь к Платону. — Продолжай, что ты там начал.
— Гордей, ты совсем из ума выжил?! — крикнул кто-то верных приспешников позера. — Это же цесаревич!
Платон так и замер во все глаза уставившись на Гордея Змеева.
На лице Платона отобразилась крайняя степень разочарования.
По хорошему — за такой удар можно было и без ноги остаться.
Вот так вот живёшь всю жизнь, хочешь стать пиратом, а потом твоя мечта сбывается у кого-то другого.
В зале повисла оглушительная тишина, нарушаемая только шипением ползущей по полу змеи из пунша. Но ей было не суждено добраться до своей цели.
Потому что уже в следующую секунду по залу понёсся оглушительный многократно усиленный магией голос ректора:
— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!
Лежащий на полу Гордей Змеев неприятно рассмеялся, уставившись в потолок.
— Все в порядке, дядя. Просто Его Императорское Высочество, — его яростный взгляд уколол пыхтящего от негодования Илариона, прошёлся по мрачному Платону, а затем метнулся ко мне, но был вынужден остановиться на блокирующем обзор Лукьяне Хилкове, — не умеет выбирать друзей.
Глава 11
Ректор не стал никого наказывать и в целом предпочел спустить ситуацию на тормозах. Но вовсе не из-за того, что был таким благодушным. Просто, реши он все же наказать всех участников драки, ему бы стоило начать со своего племянника Гордея.
Ведь он первым напал на другого студента, протащил на бал запрещенный боевой артефакт, а ко всему прочему еще и едва не покалечил цесаревича. Ректор кудахтал над Иларионом как обезумевшая курица, накладывая исцеляющие чары.
Так что нас всех просто отправили в общежитие.
Наши вещи должны были прибыть в комнаты за время бала, так что оставалось только получить ключи у коменданта и познакомиться со своими соседями.
Моей соседкой по комнате оказалась внучка барона Рейна — Евжена Рейн. У нее были серые глаза, обрамлённые похожими на паучьи лапки пушистыми ресницами.
Тяжёлые каштановые волосы за вечер изрядно растрепались и выбились из высокой прически.
Должно быть, в отличие от меня Евжена много танцевала.
Знакомство вышло довольно неловким, тем не менее, она не казалась высокомерной, скорее наоборот, так что я наконец смогла расслабиться в ее присутствии.
— Хочешь тарталетку? — предложила она, указывая на тумбочку возле своей кровати. — Они с черникой.
На ней стоял целый поднос, такой же, как те, что официанты носили между гостями на балу.
— Ты унесла его из зала? — заинтересовано спросила я.
Евжена закатила глаза и наклонилась к одному из своих чемоданов.
Это напомнило мне о том, что
