полукруг. — И тебе плохо. Если оборотишься, назад можешь и не вернуться. Ты знала об этом?
Она не знала, пялилась на него во все зеленные глазища, словно не верила.
— Что вообще никогда?
Он кивнул.
— Оборот вспять сложнее. Ты должна быть спокойной и хотеть жить человеком. У зверя сознания грубое, оно вот тут.
Он протянул руку и коснулся затылка Руны.
— Его нужно уметь поймать, направить и удержать. С каждым разом все будет передаваться проще.
— А у людей, вот здесь, — ткнул пальцем ей в лоб, Руна его потерла. — И оно тонкое, свободное. Его легко потерять. Видела когда-нибудь, какой корове или кошке дурно делалось, и та лишалась сознания? Нет такого у животных, потому что сознание иное. Ты этого желаешь? Прожить зверем всю жизнь?
Руну закусила нижнюю губу, отвернулась, растерянно глядя на звезды над головой. Кто бы ей рассказал о подобном? Наверное, поэтому члены стаи обернувшегося ребенка удерживают. Не дают повернуть сознанию вспять, пока не закрепится личина человеческая, пока не научится жить и любить новый облик. А она? Она, в общем-то, любит людей. Не знает иной жизни, и жить по-волчьи не умеет.
Но там же, там лес! Запахи эдакие вкусные, богатые дивными оттенками и благоуханиями. Она и не думала о том, что лучше? Как то естественно считала, что быть хорошо и волком и человеком. В животе тянуще заурчало.
— И ты не знаешь, примет ли тебя стая, — заявил Илья, наблюдая смесь сомнений на хорошеньком личике. — Сейчас весенний гон, не до спаривания, не до тебя. А если нет? Ты умеешь обходить капканы, от погони, охотиться? Выглядеть будешь, как взрослая сука, а уметь, как щенок. Как думаешь, сколько ты протянешь в лесу?
Руне было все равно сколько, хотелось и все тут. Если думать о плохом, то ничего хорошего и не случится. Думалось, «Хочу и всё». И, Руна отпустила внутри себя зверя. Вдохнула от души запахи, что подстегивали ее физический голод. Она живо представила мясо, дичь то что, можно оторвать от плоти клыками и съесть! Сожрать! Разорвать! Насытится!
Оборот начался сам по себе.
Посреди груди, где-то от середины живота задрожало нутро, заходили ходуном органы. Она мельком усмехнулась тому, как расширились зрачки ее спутника. Тело хотело трансформации, зверь хотел и Руна хотела.
Илья схватил ее и прижал к себе, словно опасался, что она убежит прямо вовремя оборота. Впился в губы. Раздвинул их языком, целуя с напором, больно. Он не особо церемонился. В следующий миг, повалил ее на сырую землю, на ходу задирая юбку. Мужские пальцы повелительно накрыли холмик между девичьих ног, суясь самым крупным сквозь тряпки вовнутрь и не один раз.
Руну выкинуло из ощущений превращения, болезненно, напряженно, так вроде они снова в бане. Она замычала ему в губы, задергалась, сопротивляясь и отбиваясь от него.
— На-си-льни-к. Душе-губ. Про-кля-тый.
Поздно она спохватилась. Он уже весь на нее забрался, давя сверху всем телом, вбивая в землю. Властно руки над головой перехватил, чтобы не царапалась. А затем замер.
Руна трудно дышала под ним, едва не задыхаясь.
— Ты специально, — прохрипела, красная.
— У меня имеется к тебе предложение, — произнес он, коснулся ее губ вплотную. — Руна, так же тебя все зовут?
Она выбившаяся из сил, с трудом вдохнула. Два попытки оборота за вечер, кого угодно ослабят. Тело повело от бессилия и натуги, мышцы коллапсом сбросили напряжение, так что она задрожала под невыносимой тяжестью. И мигом рухнула в немощное расслабление. А сама задохнулась, удивляясь собственной бесчувственности.
— Отпусти, — заплакала она, пытаясь трепыхаться, но ничего не получалось. — Отпусти! Дай уйти! Вл-е-е-ес…
Следующий миг, она голосила. Вывернула голову подальше от него, отвернулась к лесу и выла.
— Руна, выслушай меня, — рявкнул над ухом басовитый голос. — Я помогу тебе! Слышишь⁈
— Как⁉ — резко повернулась к нему, глядясь откровенно в глаза Ильи. — Как!!!?
— Я дам тебе свободу. Я проведу тебя через Алатырь камень. Соглашайся. Научу обороту. Будешь, как я жить и зверем и людом.
Она перестала дышать, только сипела под ним. Илья смотрел на нее сверху вниз, тоже переводил дыхание.
— Зачем я тебе?
Она не поверила ему, и верно. А кто бы поверил в подобное? Она каторжанка, он тоже. И оба они оборотни.
— Я офицер и ты знаешь об этом, — произнес он, наконец. — Я сниму тебя с этапа. Ты будешь подчиняться только мне. В случае успеха нашего предприятия, ты получишь свободу.
— Слезь ты с меня, наконец, — взорвалась она. — Мне дышать нечем и слушать твой бред тоже нечем. Слезь!
Илья уступчиво приподнялся на локти и Руна, с облегчением, задышала полной грудью, восстанавливая дыхание. Но ног и живота он не сдвинул. И то что, у него налилось ниже живота, ею ощущалось забористо и горячо.
— Я не каторжный, как ты. Но нужно, чтобы так думали все остальные, до места назначения. Я знаю, что ты была на побегушках у Чашкина. Ты отлично справлялась.
Он замолчал, давая ей обдумать.
Руна понимала, будучи любовником Данишевской, конечно, он слышал о Тимофеи Викторовиче, но не о ней же. Поди, разбери этих господ, князей и барынь!
— Откуда тебе известно?
— Ознакомлен был с личным делом. Твои деликатные поручения, наделали много шуму в городе.
Руна ушам своим не поверила. Она же была только по мелочи, на подхвате.
— Какие поручения? О чем ты говоришь?
— А не ты ли записки таскала от Марии? — он красноречиво посмотрел ей в глаза, смущая убежденностью.
— Ну, носила, — согласилась она. — Что тут такого?
Илья неожиданно приподнялся, встал, помогая и ей подняться. Оба отряхивались.
— Пропали важные бумаги. И в этом замешана Мария, ты, твой Чашкин.
— Он не мой.
— Он тебе выдавал поручения, так что твой. Документы весьма значимые.
— И что?
Руна окончательно пришла в себя, и теперь приводила волосы в порядок, сплетая их в косу. Те кудрявые растрепались, ее пальцы дрожали и не особо слушались.
— Мне вверено найти их. Думаю, твои навыки пригодятся. Все лучше, чем в одного искать. А там, как бог даст.
— Почему оборот остановился?
— Потому что страх отличный хлыст. Он не только умеет подталкивать, но и останавливать. А ты боишься меня.
Руна недовольно покачала головой, отвела глаза.
— Не тебя.
— Главное, что работает. Ну, так что согласна?
Она кивнула. А что тут думать? Конечно, согласна. Других шансов, возможностей и перспектив на горизонте не маячило. Нет их! И до конца зверем быть тоже, как-то страшно ей показалось. А Илья хоть что-то предложил, и пусть это что-то авантюрное и хлипкое, разве выбор у нее имелся?
— Хорошо. Давай поедим, и за
