Руки! Ноги! Туфельки!
Я снова человек!
Руки! Ноги! Туфельки!
Я снова человек!
Как, почему — подумать не успела.
За стеклянным куполом, по другую сторону синевы, что-то двигалось — то темное, то светлое. А потом…
— Имя! — прогрохотало небо.
Не гром и не залп. Камнепад в горах — от которого посыпался снег с ветвей и шишки с елок, сорвались в небо щеглы и метнулись прочь белки. А я… мне куда бежать?!
— Как твое имя! — прогудела твердь под ногами.
Я кинулась к избушке. Но мир вздыбился, на пути вырос ледяной утес, а избушка вознеслась на его вершину.
Удушливым валом накатила паника.
— Кто вы! Что вам нужно!
На секунду мелькнула безумная мысль, что ко мне обращается сам Двуликий.
— Кто тебя послал? — пророкотало вновь.
Громовой голос давил на грудь, сам воздух превратился в тиски.
— Ник… то! — я даже кричать не могла. — Что вы делаете? Мне больно!
— Это потому что твое тело умирает.
Мое тело? Которое?..
— Здесь только твоя сущность, кошка-оборотень. Личность. Душа. Если в ближайшие пару минут ты не вернешься в одно из своих тел, а ты не вернешься, пока не скажешь правду… Зачем ты проникла в мой сон?
— В чей сон? Я никуда не проникала, я просто спала!
— Нежа велела тебе занять мое тело?
— Что?! Снежа? Нет!
— Тогда для чего ты оставалась кошкой? Почему не обернулась человеком?
— Потому что не могу! Меня околдовали.
— Ложь! Нет такого колдовства!
Все полетело кувырком — елки, избушки, ледяные утесы закружились в снежных клубах. Или это меня качало, несло и подбрасывало?
— Не надо! Перестаньте! Пожалуйста!.. Мне плохо, я задыхаюсь! Хватит!..
И все закончилось.
Упал мрак, я вздохнула полной грудью и под шум крови в ушах уплыла в бездонный омут, где было тихо и покойно…
* * *
Кошка спала, и Рауд скользнул сознанием в ловушку. Это было проще, чем погружать себя в принудительный сон — и определенно безопаснее. Постороннего, даже сновидца, родовая ловушка не впустит. А тело, оставленное без защиты… Кошка сейчас не в силах дотянуться до собственного хвоста, не то что причинить вред человеку.
Ее крик до сих пор стоял в ушах.
Кошка. Женщина. Надо же было так ошибиться…
Отец появился сразу — будто ждал его. Наверняка ждал.
Высокий, худой, немного нескладный, карие глаза смотрят пристально, огненно-рыжие волосы, по обыкновению, всклокочены. Только маме удавалось превратить это сорочье гнездо в прическу, подобающую владыке стихий, графу и члену королевского собрания. Ныне рядом с отцом не было никого, кто следил бы за его видом, и Рауд втайне радовался этому.
За месяцы, прошедшие с их последнего разговора — с их крупной ссоры, что там говорить, — в отцовских вихрах прибавилось серебряных нитей. И ни одна не указывала на владение фамильной силой. Бывший граф Дагрун Даниш-Фрост, утративший право на родовое имя после ухода в Гнездо, родился с сильным даром сновидца и без малейшей предрасположенности к магии зимы.
— Ты появился как по заказу, — сухо заметил Рауд. — Следил за мной? Мы же договорились — в мои сны ты без спросу не суешься.
— Тебе снился кошмар, — брови у отца тоже были косматыми и сейчас сошлись над переносицей, как два рыжих медведя над выступом скалы. — Ты опять не закрылся. Забыл? Или поленился?
— Не видел смысла.
Отец сам учил, что проникнуть в чужой сон извне, если спящий не задерживается на одном месте дольше полусуток, практически невозможно.
— Чужих рядом не было. Людей, — Рауд криво усмехнулся. — Но ты прав, я учту урок.
— Где ты подцепил эту тварь? — отец неопределенно мотнул головой, указывая за пределы ловушки.
Пока Рауд рассказывал, как ощутил искорку жизни посреди терзаемой бураном ледяной пустыни — будто укол иглы в сердце, на поляне, укрытой уютным снежком, возникло кресло, словно бы вырезанное из огромного пня, и отец уселся в него, как король на трон. Рауд сотворил себе обычное — вроде тех, что имелись в Даниш-хузе. Материя сна плохо подчинялась ему, но внутри ловушки их с отцом силы были почти равны.
Когда рассказ дошел до личной печати богини, отец вздохнул с видимым облегчением.
— Все-таки она не оставила тебя, — его сумрачно-карие глаза зажглись, как праздничные фонарики. — Я надеялся на это. Даже сейчас ты стоишь десятка бездарей на службе у Альрика…
Рауду с детства твердили, что уже пять поколений не появлялся на свет маг зимы с более сильным врожденным даром.
— Я не осуждаю тебя, — отец пытливо глядел ему в лицо, — я потерял это право. Мне не по душе твой выбор, но я на твоей стороне — что бы ты ни сделал и что бы не планировал сделать…
Фраза оборвалась на вопросительной ноте.
— Спасибо, — Рауд сделал вид, что не понял намека.
Отец на миг сощурил глаза и медленно кивнул. Уход от ответа тоже ответ, а то, что знает один сновидец, знает все Гнездо.
— Как мама? Как Карстен? — отцовский голос дрогнул.
— На прошлой неделе пришло письмо. Они в Нотьеше. Посмотрели Веррианский дворец и водопады Гроха. Собираются в Тиенну.
Мама не отвечала на отцовские письма, только время от времени справлялась у Рауда о здоровье мужа.
— Она никогда не простит меня, — отец тяжело вздохнул. — И ты тоже.
— Мне не за что тебя прощать.
Рауд мог бы сказать, что двадцать два года — слишком мало, чтобы заморозить себя в вечной зиме. Что после окончательного принятия дара все краски жизни для него словно запорошило снегом. Это Альрик почти не изменился, лишь чаще стал менять любовниц. А для зимней стихии нужно созреть.
Но теперь это не имело значения.
— С богами не спорят, — добавил он.
Пусть отец уверял, что счастлив своей новой судьбой, Рауд не сомневался: он не уступил бы ни титул, ни дар — не будь на то воли богини.
— У твоей Кошки шок, — заметил отец. — Когда восстановит силы, позови меня, я с ней потолкую.
— Если она согласится.
— Ты собираешься ее спрашивать?
Рауд отвел глаза. На кону стояло слишком многое, но…
— Мы и так напугали ее до полусмерти. Отторжение началось раньше, чем должно было.
— Это из-за того, что у нее нет связи с основным телом.
Вот оно что. Кошка сказала, ее околдовали. Но отсечение от Небыли тоже разновидность колдовства…
