какая-нибудь прибавка скорости. Всё таки даже четыре месяцев в один конец, а наши капитаны не верили, что мы раньше придем в Петропавловск, это очень много.
Но сухопутный путь еще дольше. Фельдегеря конечно могут долететь до Иркутска за месяц, но потом до Охотска можно добираться и месяц и полгода, смотря как повезет. А дальше вообще песня, что по суху, что по морю. Шансы сгинуть по дороге везде не плохие. Но в четыре месяца еще никто не уложился.
Николай Резанов пытался спорить с Сибирью и по зимней дороге проехал за пять месяцев от Охотска до Красноярска, Но его поездка была полнейшим безумием.
Поэтому пока альтернативы у перехода через два океана нет, если только не рассматривать переход в обратном направлении, мимо Африки. Но там пока не ясно, где есть шанс пополнить запасы угля. Капитан Артемов говорит возможны только три точки: Южная Африка, Остров Суматра, но наиболее вероятно Новый Южный Уэльс в Австралии.
Расстояние в итоге возможно окажется даже больше.
Эти мысли занимали все моё время начала нашего перехода вокруг Южной Америки. Получается любой поход на Аляску, в Калифорнию и на Дальний Восток — минимум год.
Может быть это полнейшая глупость мои американские и дальневосточные идеи, самые настоящие прожекты, в смысле несбыточные,фантастические проекты.
Может быть все свои миллионы надо вложить в развитие России, железнодорожное строительство в Штатах и Европе, что бы заработать еще много денег опять их сложить в России.
Да только перед глазами стоит генерал Бенкенндорф со своим советом покинуть Россию и сам Государь Император со своим предложением взять под патронаж Российско-Американскую компанию, особенно его разрешение привлечь государственных преступников, наверное в надежде что вместе где-нибудь голову свернем.
Надо было видеть его губы, когда он это предлагал, говорят глаза зеркало души. Нет, господа, зеркало души — губы. А глаза можно научиться делать честными и пречестными. Я достаточно прочитал книг на эту тему и общался с настоящими спецами, такие бабки за это дело отваливал. Поэтому сейчас и кадровых проколов нет.
А то, что мне удалось внести лепту в борьбу с холерой и в скорейший разгром польского восстания, а тут наверное обосрался наш царь-батюшка от страха, вот и был вынужден мою помощь принять. А как отлегло сразу посоветовал на край света валить.
Не даст мне Государь Николай Павлович ничего радикального в России сделать, оберет как липку и не даст.
И только когда я буду так богат, что смогу всё нужное мне скупить на корню и от этого мои финансы совсем не пострадают, вот только тогда и получится что-то сделать в России.
Так что, Алексей Андреевич, прочь сомнения. Вперед!.
Глава 12
Конечно в своих заумных умозаключениях я кое-где передернул, например я все равно буду что-то делать и тихой сапой грести в России под себя, но главное не это.
Главное, я должен в Америке, в первую очередь в Калифорнии и на Аляске создать экономического монстра 19 века. И финансового и промышленного.
Когда в моих мозгах все таки опять всё устаканилось, прошло несколько суток. Крестный видел мои растрепанные чувства и не беспокоил меня, а уж про моих людей в первую очередь господина Тимофеева и Петра и говорить нечего.
Герасим остался в России, все таки полученная во Франции рана его периодически беспокоила и я решил не подвергать такого верного человека напрасному риску.
Тем более у него и тут обширнейшее поле деятельности: безопасность светлейшей княгине и наших четырех отпрысков.
Вопросами безопасности других членов семьи тоже было кому заниматься, наш господин питерский управляющий и бывший денщик Матвея великолепно с этим справлялись.
Зять был в прошлом настоящим боевым офицером, а затем ни один год лекарил в армии и без слов понял происхождение моих шрамов. Поэтому дурацких вопросов, зачем нужна охрана и почему надо проявлять бдительность, не задавал. А с Анной, думаю, он скорее всего также откровенен, как и я с Соней.
Дополнительно людей я с собой брать не стал, из шедших с нами, у десяти казаков был техасский опыт и на них адмирал привез характеристики Джузеппе. Он их всех отбирал лично и поручился за каждого.
Команда «Дежнева» тщательно подобрана крестным и не было ни одного кто бы ему не внушал доверие, начиная от неизменного личного боцмана Порфирия и кончая последними юнгами и стюардами.
Старшим офицером был Олег Иванович Панин, бывший мичман времен освобождения Николая Андреевича. Произведенный за заслуги в лейтенанты, он тем не менее не пожелал служить дальше и сразу же после окончания войны подал в отставку.
Насчет его юности я немного ошибался, Олегу было полных двадцать лет и с шестнадцати он был в море.
Когда Николай Андреевич порекомендовал его крестному, тот устроил Олегу строгий экзамен и взял его сразу старшим офицером.
Наш атаман Федот Пермитин вообще-то поручился за всех казаков шедших с нами и поэтому я был уверен, что с верными людьми проблем не будет.
На «Ермаке» шли ирландцы и до двадцати пяти семей набрали бывших крепостных и староверов.
Несколько человек капитан Артемов списал еще в Англии, а всего он списал на берег со своей команды целый десяток. Те, кого он списал в Англии по его мнению для флота сейчас не годились, в море только пассажирами, а списанным на Кубе такой дальний и суровый поход не по плечу.
Так как команды у нас все команды были набраны с запасом, он быстро отобрал нужных себе моряков и считал, что его команда более менее. А поход все расставит на свои места.
Старшим офицером и боцманом он пригласил к моему удивлению двух шотландцев: Стивена Огилви и Артура Грегора.
Оба неплохо владели русским и в России были не совсем чужие.
Стивен был родственником русскому роду Огильви и даже немного послужил на русском флоте. А Артур был представителем клана Макгрегоров и когда король Яков в 1603-ем году начал гонения на них, кто-то из предков убрал первые три фамилии буквы и превратился в Грегора.
Когда через сто пятьдесят лет клан возродился, то фамилию Грегоры менять не стали, да и в горы их уже не тянуло. Несколько поколений подряд уже были моряками.
Артур тоже нанимался на русский флот, но подружился с Артемовым позднее, когда вместе служили уже на английском флоте.
Обоим шотладцам капитан Артемов доверял и естественно я с ним согласился.
Первые пять суток мы шли вообще со скоростью более десяти миль в час и прошли больше двух тысяч километров, пройдя Пуэро-Рико и оставив за кормой Виргинские острова.
Я еще и еще много раз все вспоминал и снова анализировал и мой вывод оставался прежним — мои действия правильные. В деталях конечно можно было где-то поступить иначе, но в целом и главном я всё делал и делаю правильно.
После этого я опять занялся изучением всевозможных наук, сравнивая свои знания 21-го века с прочитанным, обучением мореходному делу и общением с экипажем и казаками.
Экипаж у нас целиком был русским и многие моряки прилично знали языки, но я предложил всем начать обучаться трем самым нужным языкам: английскому, испанскому и французскому. Итальянский и португальский, которые в принципе нам нужны, я оставил за скобками, зная испанский, они их быстро освоят при необходимости.
А казакам я предложил всем обучение письму на современном русском языке, включая женщин и детей. Некоторые женщины кстати этим уже владели. И естественно параллельно и чтением.
Никакого отторжения мои предложения не вызвали ни у моряков, ни у казаков. Тем более, что самые грамотные казачки стали обучать и меня церковно-славянской грамоте образца середины 17-ого века, кануна раскола церкви.
За тридцать суток мы дошли до Фолклендских или Мальвинских островов, я каждую минуту был чем-то занят и время можно сказать пролетело незаметно.
Тридцать суток это был замечательный результат, мы шли со средней скоростью больше десяти миль в час и от нашего графика отыграли целых девять суток.
Надо сказать, что погода нам благоволила, ни одного шторма, часто попутный ветер, одним словом почти туристический круиз. Мы все время шли вместе в пределах видимости, периодически обмениваясь сигнальными сообщениями.
Все резко изменилось после прохождения Фолклендов. Мы в Южном полушарии и здесь сейчас зима. Ни о каком использовании парусов не может идти и речи.
Ветер, какого-то непонятного мне направления и постоянный шторм, в моем конечно понимании. Никаких