когда у него есть реальная и неотразимая Карла, ему не до игр в сети. Забавно, как наша с ним виртуальная беседа спровоцировала их воссоединение. Ведь та его фотка, первая за последний год, была не для неё, а для меня.
– Ладно, я в туалет. Не скучайте, ребята!
Уже уходя, слышу её вопрос:
– Это твоя жена? Симпатичная. А почему вы не вместе?
– Ну, ты же слышала, она любит лёжа на трёх сиденьях, а мне нужно работать.
Ничего себе, думаю. Второй раз за день он определяет меня в супруги. Я так и привыкнуть могу.
– Как же неосторожно оставлять такого мужчину без присмотра… – пропевает Джоанна.
Господи, от её тона меня вывернет раньше, чем я попаду в этот чёртов туалет. Наконец, его дверца открывается.
Перед зеркалом двигаю губами, хлопаю веками – стрелки на месте. Ну чем не звезда? На любителя, конечно, но звезда. Бетельгейзе.
А тем временем на моём законно выкупленном месте меня ждёт сюрприз – у окна сидит одна из стаи наседок. И не просто сидит, а кормит грудью ребёнка.
– Не поняла?! – вопрошаю.
Она делает вид, что не слышит, одной рукой поправляя платок на щёчке ребёнка, чтобы её титьку не было видно, другой листая ленту в соцсети.
– Ещё раз повторяю: я не поняла, что ты здесь делаешь?
Ноль эмоций.
– Это моё место!
Никакой реакции. И я хватаю её за плечо, плевать мне, кого она кормит, пусть делает это на своём месте.
Боже, как же она орёт, нет это не курица, это индюшка!
В мгновение подбегает стюардесса:
– В чём дело?
– Это я у вас хочу спросить, в чём дело? Почему эта женщина сидит на моём месте, да ещё и орёт?
– Вы уверены, что это ваше место?
– Конечно, вот мои билеты. У меня выкуплено два места.
– Вы не можете выкупить два места.
– Как же не могу, если выкупила? Вот и чек Вам, пожалуйста. Два крайних, вот это – показываю на место у прохода, и вон то вот у окна.
Я бухгалтер. У каждой сделки должно быть документальное подтверждение – это железно.
– Она чуть не выкрутила мне руку! – наглеет мамаша.
– Всего лишь деликатно попросила убраться с моего места!
– Так, прошу успокоиться, дамы! Давайте относиться с уважением друг к другу и остальным пассажирам нашего рейса! Мисс Харпер, у Вас действительно выкуплено два места. Но одно из них свободное. Мисс…
– Амира Наббани, – подсказывает курица, упаковав грудь в свой балахон.
– Мисс Амира, пересядьте, пожалуйста, в среднее кресло, если Вас не затруднит.
– Но мой ребёнок хочет смотреть в окно!
– Боюсь, это место принадлежит Мисс Харпер, и Вы можете поменяться только с её позволения.
– Я сама хочу смотреть в своё окно! – заявляю из вредности.
Амира резко встаёт, гневно дёрнув ребёнка так, что тот заорал – ну вот точно назло мне. И мы так летим дальше – я у окна, она посередине, и крайнее место свободное. Ребёнок то орёт, то воет так, что уши закладывает.
Такого фиаско я не ожидала. Нет, у меня был предусмотрен план Б на такой случай:
– Пересядь в крайнее кресло, – говорю ей.
– Нет.
– У меня в этом ряду два места! – хоть ноги подниму, думаю.
– Нет.
Ребёнок орёт, но она и не думает его успокаивать. И вообще, чего он так орёт? Может, она его там щиплет втихаря?
Кэролин с другой бабкой трясущимися руками вставляют в уши принесённые стюардессами затычки, мимо по второму ряду проносится Клэр с кувшином воды и стаканами.
– Клэр! – ору ей вслед. Но она не слышит, или делает вид, что не слышит.
Я уговариваю себя, что это не самый худший день в моей жизни, и это чистая правда. И я почти уже готова смиренно принять судьбу и плюнуть на потраченные на этот перелёт полторы тысячи долларов, как вдруг кого же я вижу? Тысяча чертей! Якорь вам в глотку! Мачту вам в зад! Да разразит весь этот долбанный самолёт гром!
Я оторопело, онемело наблюдаю, как орущий мальчик-свинтус забирается в кресло, за которое данная авиакомпания сняла с моей карты круглую сумму канадских долларов, заработанных упорным бухгалтерским трудом. Это сколько же деклараций мне нужно заполнить, чтобы заработать эти деньги? Семь! Семь грёбаных деклараций!
– Гаданфар! – нараспев приветствует его моя замотанная в тряпки соседка. – Молодец, что пришёл, Лев!
Кто, мать вашу? ЛЕВ?!
И пока она пристёгивает его ремень безопасности, он набирает в рот колы…
И всё, моё терпение лопается:
– Ну хватит! – вскакиваю с места. – А ну-ка валите-ка отсюда по своим местам! Это мой ряд, мои места, и я буду здесь спать!
У меня перед глазами снова красные круги, руки расстёгивают ремень безопасности и вышвыривают пацана, пока тот не наблевал в кресло своей колой. Арабка орёт, пацан орёт, малой тоже орёт. Через полсекунды материализуется мамаша пацана и тоже орёт. А так как я успеваю заметить, что она лежала на четырёх свободных креслах (кого-то ещё они выжили), то и я тоже, не стесняясь, ору подбежавшей Кэрол:
– Я купила у твоей авиакомпании два места! ДВА! МЕСТА! Предоставь мне мои два ОПЛАЧЕННЫХ места! И ещё я требую возмещение мне морального вреда за срач в салоне, – тычу пальцем на пятно колы на полу прохода, – и за этот чёртов ор этой мелкой саранчи! У меня голова от них лопается! Убери их! Или я засужу эти чёртовы авиалинии за доведение меня до нервного срыва!
Бортпроводниц вокруг меня уже много, даже стюард один есть. Все с осуждением мотают головами и твердят про места для матерей с детьми именно в моём ряду, потому что у перегородки имеются крючки для подвешивания люльки. Я ору им в ответ, что не спала полночи, ждала, пока откроется онлайн регистрация, чтобы купить именно эти места и лететь свои девять часов с комфортом. Они призывают меня понять, что комфорт мамаш в приоритете. Я ору им в ответ, что именно их Гаданфары, для которых закон не писан, и у которых нет ни ума, ни норм цивилизованного поведения, потом насилуют наших девочек, и какого чёрта, вообще, правительство даёт им паспорта и пособия, если они ни хрена не работают, а только дома сидят на своих коврах! «Канаде нужны люди, особенно дети» – басит мужик из толпы.
– Тишина! – вдруг раздаётся знакомый низкий голос. – Я Вам предлагаю своё место в бизнес-классе.
Лео, она не дура, она не променяет два сиденья на твой чёртов стол.
– Спасибо, спасибо! Не знаю, как Вас благодарить, мистер… у меня
