персонаж. Интересы семьи Ротшильдов имели один важный аспект — российский. Огромная страна с невообразимо разнообразными богатыми ресурсами. В тоже время работать с русскими было непросто, даже несмотря на то, что семья вложилась в революцию и имела некоторое отношение к созданию СССР. В тоже время, руководство большевиков делало вид, что ничего никому не должно. И это было в корне неправильно. А в последнее время каким-то таинственным образом сошли со сцены те несколько важнейших агентов влияния, на которых опиралась семейство краснощитовых баронов[1]. В тоже время продолжался поиск новых лиц, на которых можно было бы опереться в новом переделе мирового господства. И Семья собиралась в этом переделе активно поучаствовать. Например, вложиться в финансирование промышленности и милитаризации Германии и СССР. Из их противостояния на континенте потом можно будет получить серьезный профит. И если с влиянием на Гинденбурга и Геринга было все более-менее решено, то влияние на Сталина — это было слабое место проекта. А тут в поле рения появился перспективный журналист, который, по его данным, имел на первые лица страны какое-то непонятное влияние. И вот уже десять месяцев на него собирали досье, рассматривая жизнь буквально через лупу. Сейчас он пребывал в Испании вместе с супругой. Впрочем, учитывая, что его прикрывали всего два телохранителя, правильное предположение было в том, что эта женщина тоже телохранитель, правда, с которым у объекта сексуальные отношения. А это — слабость!
И вот Марко ждал сообщения от его конфидента в Старом Свете. Чего он хотел? Нет, не устранить человека, а, скажем так, завести знакомство. А ради этого небольшая просьба испанским коллегам — арестовать, но не прессовать. Только психологическое давление. Поскольку просьба была подкреплена не только финансовым вливанием, но и крепкими связями, в успехе операции Марко не сомневался. И как только получил сообщение, что клиент созрел, как вылетел в Европу.
[1] Герб баронов Ротшильдов — красный щит, отсюда и фамилия Ротшильд — красный щит.
Глава двенадцатая
Допрос
Глава двенадцатая
Допрос
Ферма на окраине Мадрида
1 мая 1935 года
Несколько дней меня мариновали. Типичная психологическая обработка, направленная на то, чтобы вывести меня из равновесия, поселить неуверенность, лишить опоры через полную изоляцию от общества. А потом ночью меня перевезли хрен его знает куда. И вот уже третьи сутки лишали сна. Меня запихнули в подвальное помещение без окон, только с дверью, за которой сменялись надзиратели, главной задачей которых было не давать заснуть. Каким образом они этого добивались? Элементарно, Ватсон. Как только я прислонялся к стене или ложился на пол — в камеру врывался один или два мордоворота и, тривиально избивали. Ну да, обычный человек от такой обработки обязательно сломается. А я что, необычный человек, что ли? И что из того, что «попаданец»? В общем, время провожу более чем весело. И даже изображать из себя подавленное состояние не надо — всё и так получается без всякого кривляния. Нет, к чему-то такому меня, конечно же, готовили. Особенно надо мной хорошо поработала парочка гипнотизеров, которые поставили мне что-то типа ментальных блоков. То есть, есть вещи, которые я ни рассказать, ни написать на себя донос не смогу. Но и к такой обработке меня тоже готовили, правда, больше теоретически, практических занятий было не так много. Оно и хорошо, с одной стороны… а вот с моей стороны ну совсем-совсем не гут. И пока что я понял одну простую вещь: меня не собираются расстреливать или предавать какой-то казни, значит, я кому-то нужен. Скорее всего, для вербовки… ну или просто хотят переговорить. Правда, говорить со мной собираются с позиции силы. И показывают мне, что моя жизнь — копейка и если я не буду сотрудничать, от меня избавятся, как от балласта… И эта ситуация меня, откровенно говоря, совершенно не вдохновляет.
— Salga!
Черт возьми! Я даже не понял, что дверь открылась и в ней нарисовалась морда самого противного дуболома. Что он сказал?
— Rapido! Salga!
А! с вещами на выход… Ну, поскольку вещи у меня отобрали, то просто на выход, еще и торопит, сволота! Стараюсь идти небыстро: с вытянутыми из ботинок шнурков особо не расходишься, а этот типчик меня не только словами поторапливает, пару раз толкнул с особым изуверством. В общем, пока дошел обзавелся синяком на бедре и порезом на скуле. Какие гостеприимные испанские парни! Меня затолкали в еще одну камеру, или комнату без окон. Это что, подземный этаж тут имеется? И как его штурмовать, если что? Хотя, уверен, меня силовым путем вызволять не будут. И всё теперь зависит от того, что хотят местные спецслужбы: показательный антишпионский процесс или произвести вербовку шпиона или агента влияния. Однако, думаю, сегодня-завтра всё станет на свои места. Думаю, всё-таки сегодня, меня уже достаточно промариновали, я должен стать куда как более податливым…
В камере меня встретил какой-то большой и какой-то кубической формы полицейский. Зато сразу стало ясно, с кого Пикассо писал свои кубистские картины. Такое впечатление было, что, если этот господин откроет рот, так его глаза вылезут где-то на затылке. И вообще, более грубой работы как его лицо я еще не встречал. И никакого проблеска интеллекта. Бля! Значит, началась следующая стадия психологической обработки: знакомство с плохим полицейским.
Так оно и оказалось. Кубический на меня наорал, а для большей убедительности еще и сбил с табуретки на пол. Ну что, ради дела и на оплеванном полу поваляться можно, а тут пол вполне себе цивильный, видно, что недавно делали влажную уборку, можно сказать, пляжные условия! Правда, долго отдыхать мне не дали, а потянули вверх, этот, который из кубиков состоит, ростом метра под два, плюс-минус пару сантиметров, не более того. Это я со своими сто шестьдесят два на его фоне выгляжу как воробей на фоне павлина.
Ор кубического полицейского был непритязателен — он требовал, чтобы я назвал своё настоящее имя. И пока что смог из меня выдавить только то, что я Мигель Мартинес. Чтобы окончательно впечатлить клиента, он еще и засветил мне в глаз, так, что я снова навернулся с табурета, а еще из глаз такие искры посыпались. Тот, кто знает, как это, меня поймёт. А
