вырытых окопах плохо вооруженная итальянская армия, не готовая к затяжной войне, не могла противостоять врагу, у которого и позиции были лучше, и артиллерии больше. На безуспешные атаки итальянской армии австрийцы отвечали контратаками, в которых итальянцы потеряли за год более ста тысяч убитыми и около трехсот тысяч было ранено, не считая десятков тысяч, попавших в плен.
В армию призвали бывшего Маргаритиного любовника Умберто Боччони[123]. Жизнь в окопах полностью трансформировала его восприятие мира, и в тех работах, которые он успел закончить во время увольнительных, неоклассицизм определенно вытеснил кубизм[124]. Он написал Маргарите открытку, в которой сообщал, что его начальство относится к нему очень хорошо. А через несколько часов после того, как он отправил открытку, его не стало. Призвали в армию и Маргаритиного друга, молодого рыжеволосого архитектора-футуриста Антонио Сент-Элиа[125]. Австрийская пуля сразила его, когда он ехал во главе своей роты. Его похоронили на военном кладбище, которое он спроектировал по приказу генерала. Кладбище стало его памятником, а он — его первым обитателем. У Маргариты осталось несколько эскизов «циклопических конструкций сверхгорода», который должен был затмить небоскребы Манхэттэна. В поэме «Потомок Прометея», посвященной Сент-Элиа, Маргарита увековечила его: «Острый профиль, карие глаза и огненные волосы — искрами на лоб».
* * *
В мерзлой земле было трудно рыть могилы, и повсюду валялись трупы. Началась холера. Воды не хватало, и солдаты завшивели. Из-за частых обстрелов не всегда удавалось добраться до полевой кухни. Один из австрийских снарядов упал неподалеку от окопа Муссолини, и он едва не был погребен заживо.
— Мне опять повезло, — сказал он товарищам, но те из них, кто считал его прямым виновником вступления Италии в войну, вовсе этому не радовались.
Муссолини стал минометчиком. Он командовал минометным расчетом, который вел обстрел австрийских позиций. Муссолини предупредил командира роты, что миномет раскалился и надо переждать. Но лейтенант дал приказ продолжать обстрел, и стоило Муссолини зарядить новую мину, как миномет разорвало на куски. Пять человек убило на месте, остальных ранило. Среди них был и Муссолини, которого взрывной волной отбросило в сторону. Лейтенант позвал двух солдат, но те отказались помочь. «Эта сволочь втянула нас в войну, пусть сам и подыхает», — сказали они. Помощь все же нашлась, и Муссолини дотащили до палатки. Очнулся он уже в полевом госпитале, на операционном столе. Его всего изрешетило. «Сорок четыре осколка», — говорил Муссолини с гордостью. Ему присвоили чин сержанта.
Сначала Маргарите сказали, что Муссолини убит, потом — что он ранен и умирает в госпитале. «Я помню ужасный шок, когда вести о его ранении дошли до Милана. Какие жуткие подробности! (…) в теле полно осколков (…) Святой Себастьян[126], пронзенный стрелами, думала я»[127], —писала потом Маргарита.
Маргарита послала ему телеграмму: «Восхищаемся нашим дорогим другом, героем-солдатом, тревожимся за него, желаем скорейшего выздоровления». Для приличия она подписала и Чезаре.
Король, объезжавший госпитали в прифронтовой полосе, по случайному совпадению и на сей раз посетил тот госпиталь, куда попал Муссолини. Адъютант быстро шепнул королю фамилию раненого.
— А, Муссолини, я вас помню, — король подошел к койке. — Как вы себя чувствуете?
— Не очень хорошо, Ваше Величество, — ответил Муссолини.
По знаку адъютанта врач быстро сообщил королю о состоянии раненого.
— Наверное, трудно лежать не двигаясь, — заметил король, сочувственно кивнув Муссолини.
— Просто пытка, Ваше Величество, но нужно терпеть.
— Да, да, нужно терпеть. На днях один из моих генералов хорошо о вас отзывался.
— Я всегда старался выполнить свой долг и…
— Очень хорошо, Муссолини, — прервал его король и продолжил обход палаты.
Так прошла вторая встреча Муссолини с королем.
Недели через две австрийский самолет сбросил бомбу на госпиталь. Она упала во двор, и взрывной волной в палате выбило все стекла, но никто не пострадал. А Муссолини потом сказал Маргарите, что, не сумев убить его из пушек, австрийцы решили сбросить на него бомбу, и тоже безуспешно.
Вскоре Муссолини разрешили вставать и перевели в миланский госпиталь. Видимо, из-за переезда его состояние ухудшилось, и через несколько дней потребовалась еще одна операция. Ракеле добровольно пошла работать в Красный Крест, чтобы дежурить у его койки. Она совсем измучилась, ухаживая за ним, и Муссолини приказал ей уехать в деревню вместе с детьми.
Стоило Ракеле покинуть госпиталь, как там появилась Маргарита.
«Он так истощен, что едва говорит. Только улыбается. Бледный, глаза совсем запали, губы еле шевелятся, видно, как он мучается. Кто-то спросил его, не хочет ли он что-нибудь почитать. Он отказался (…) На следующий день ему стало хуже…»[128] — писала потом Маргарита.
Октябрь 1917 года ознаменовался для Италии разгромом ее армии под Капоретто, что полностью деморализовало итальянский народ, а для России — революцией, которую устроили большевики во главе с Лениным.
Муссолини и Ленин, написала позднее Маргарита, отличались друг от друга, «как холод и жар, как голая степь и цветущий сад, как луковичные купола Кремля и классические колонны Форума. Ленин был азиатом, Муссолини — европейцем; первый пришел разрушать, второй — созидать»[129]. А о том, что европеец выступил за войну, оставшись в душе социалистом, Маргарита умолчала. Впрочем, европеец был готов поступиться и социализмом и любой идеологией — только бы прийти к власти.
* * *
Роберто Царфатти не стал дожидаться, пока ему исполнится восемнадцать лет. Раздобыв фальшивые документы, он пошел на фронт под чужим именем. Родителям Роберто написал, что сообщит, где он находится, при условии, что они его не выдадут. Полуживая от страха, Маргарита согласилась молчать, но и без ее вмешательства через месяц Роберто изобличили в подделке и отправили домой.
На домашнем совете было решено, что Роберто пока поступит в морскую школу в Венеции. Морская школа? Звучит заманчиво, и Роберто согласился. Перед отъездом он подарил отцу свою фотографию в форме пехотинца с надписью: «Дорогому папе — в память о первой неудачной попытке стать солдатом и в надежде, что вторая будет удачной».
В морской школе Роберто вел себя не лучше, чем в других школах. Так же безобразничал, так же пугал учителей и одноклассников своей агрессивностью. Маргарита пыталась поговорить с ним, но Роберто не стал ее слушать. Тогда Чезаре снова нашел выход. Пусть Роберто отправится в плавание юнгой на торговом судне, пусть увидит мир. Так Роберто Царфатти отплыл из Генуи в Аргентину.
На обратном пути заболел и сошел на берег второй помощник капитана, и капитан назначил вместо него шестнадцатилетнего Роберто, который оправдал его доверие. Когда двое пассажиров подрались из-за женщины
