Книга Шут для птичьего двора - Рони Ротэр

С этими словами, поддев раздавленный пирог носком сапога, арестант метнул его в Фаннегарда. Врезавшись в решетку, пирог разлетелся ошметками, заляпав лицо и рубашку барона. Фаннегард отшатнулся, глаза его запылали яростью и негодованием.

— Помиловать вот это?! — рявкнул он в лицо Гилэстэлу и бросился прочь из подвала.

Сторож, причитая, закрыл за вельможами дверь, и вернулся к камере.

— Ваша милость! Да что ж вы творите-то! Батюшку-то почто так? А ну как смилостивился бы? Ведь на плаху пойдёте! Э-эх!

Пока сторож говорил, узник взял кувшин, налил полную кружку, и, пошатываясь, доплёлся до решетки.

— Эй, пес цепной! Не желаешь со мной выпить? За помин моей души? — арестант просунул руку с кружкой меж прутьев.

— Людям как в глаза смотреть завтра будете? Негоже передказнью-то напиваться.

— А как по мне, то собственная казнь самая подходящая причина, чтобы напиться. Ну же! Будь моим последним сотрапезником! Я приказываю! Иди сюда. На, вот, я тебе налил уже.

— Ваша милость, негоже. Жаль мне вас, коли жизнь погубили, так не губите уж имя своё.

Сторож приблизился к решетке, глядя с сочувствием на молодого барона. Астид настойчиво сунул ему сквозь прутья наполненную вином кружку.

— Не скули. Я пока еще твой барон, имя моё при мне, и могу приказывать. Так что бери и до дна. До дна!

Подмешанные в вино зелья сработали как нужно. Опустошивший кружку страж пошатнулся, ухватился за прутья, сполз по ним на пол, погрузившись в глубокий сон. Волосы под кожаным шлемом посветлели, лицо преобразилось, помолодев и приобретя черты Иннегарда.

Астид, более не считая нужным притворяться, встряхнулся, принял своё обличье и вытянул руку в ту сторону, где на гвозде висели ключи от темницы. Связка, негромко звякнув, перелетела к нему в ладонь. Самым трудным оказалось переодеть сторожа и взвалить на топчан. Полукровка натянул на себя форму, нахлобучил на голову шлем, вышел и закрыл камеру.

Глава 15

Палач прискакал в замок Хонгескъё на рассвете. Он едва успел перевести дух, как барон велел ему готовиться и идти во двор.

— Что за спешка, — ворчал палач, переодеваясь и на ходу дожёвывая завтрак. — Ни отдохнуть толком не дали, ни поесть. А ну как рука дрогнет? Я ж не мясник какой, моя работа точности требует.

За осужденным пришли, когда солнечные лучи осветили замковый двор и собравшихся там зрителей. Астид, перекинувшийся в сторожа, открыл камеру и впустил конвоиров. Солдаты принялись теребить спящего, пытаясь привести его в чувство.

— Дрыхнет, как пьяный плотник. А еще барон. Ваша милость! Вставайте! Скоро вдоволь отоспитесь. Тащите его, как есть, что ли!

Подхватив осужденного под руки, стражи подняли его с топчана и потащили к выходу. Желтоволосая голова безвольно болталась, носки сапог волочились по булыжникам, которыми был вымощен двор.

Стоявший на балконе барон, глядя, как стражники волокут к помосту бесчувственного сына в распахнутой, заляпанной вином рубашке, прикрыл глаза, сгорая от стыда. Находившиеся во дворе люди запереглядывались, зашептались: «Пьян, пьян». «Лёгкая смерть» — тихо сказал кто-то. Сидевшая в кресле Киара нахмурилась, покосившись на мужа. Гилэстэл, стоя рядом с бароном Фаннегардом и виконтом Риоганом, то и дело бросал взгляды на занавешенное окно на третьем этаже.

Иннегард наблюдал за своей казнью из окна комнаты Астида, притаившись за портьерой. Астид, покинувший каземат, находился там же.

Конвоиры затащили осужденного на помост и остановились, держа его под руки и ожидая, что скажет барон. Фаннегард сделал шаг вперед, и, не глядя на провисшего в чужих руках первенца, огласил приговор:

— Я, барон Фаннегард Хонгескъё, приговариваю Иннегарда Хонгескъё к смертной казни за убийство Эрегарда Хонгескъё и Виарины Вистольтэ. Приступайте.

Спящего подтащили к чурбаку и опустили на него. Но стоило стражам отпустить осужденного, как он мешком свалился на помост, что-то промычав. Кто-то из зрителей прыснул в кулак. Стражи переглянулись, подняли приговорённого и пристроили на плаху, придерживая за руки. Палач отбросил с шеи казнимого мешающие волосы и занес меч, примериваясь. Конвоиры, опасаясь попасть под брызги крови, отпрянули, и осужденный опять съехал с чурбака. Палач опустил меч и с недоумением развёл руками. В толпе послышался смех. Киара прикрыла лицо ладонью.

— Да привяжите его уже! — не выдержав, выкрикнул виконт Риоган. Кто-то подал стражам веревку.

К барону подступил Гилэстэл, и громко произнёс:

— Барон, я прошу прекратить этот фарс и объявить помилование.

Фаннегард молчал, глядя, как его сына привязывают к чурбаку.

— Милости! — выкрикнул кто-то во дворе.

Палач повернул голову осужденного, отодвинул волосы, взглянул на балкон.

— Милости! — раздались ещё несколько голосов.

— Заканчивайте, — выдохнул Фаннегард.

Взмах меча, и светловолосая голова бумкнула о дно корзины. На помост из обезглавленного тела брызнул алый поток. По площади пронёсся вздох ужаса, послышался тихий женский плач — большинство следящих за казнью были уверены, что барон отменит своё решение.

В комнате Астид подхватил оседающего на пол Иннегарда.

— Убил… он меня убил… — сквозь частый стук зубов расслышал полукровка всхлипы. — Он убил!

— Тише, тише, — Астид оттащил ослабевшего, еле державшегося на ногах Иннегарда прочь. — Убедился?

В комнату быстро вошёл Гилэстэл, запер дверь. Усадив Иннегарда в кресло, налил полный бокал вина и сунул ему в руки.

— Пей! Это поможет.

— Убил… — твердил тот, принимая трясущимися руками кубок. — Что это?

Рука дрогнула, алые капли пролились на пол.

— Словно кровь. Я не буду её пить!

Иннегард отшвырнул бокал.

— Как он мог?! — его вскрик заставил князя недовольно поморщиться. — Меня?! Собственного сына?! Первенца?!

— Иннегард! Перестань истерить. Ты жив и здоров.

— Я жив, — утихнув, пробормотал Иннегард. — Но кто….кого казнили… там?

— Неважно, — дёрнул углом рта князь. — Важно, что не тебя.

Иннегард застонал, бросился к двери, принялся дергать щеколду.

— Иннегард! Успокойся! — воскликнул князь.

Но тот его не слушал, рвал дверь. Гилэстэл с досадой тихо ругнулся, и, направив в сторону мятущегося полуэльфа ладонь, произнес слова сонного заговора. Иннегард, продолжая цепляться за замок, сполз по двери на пол и утих в глубоком сне.

— Горячий парень, — покачал Гилэстэл головой. Астид хмыкнул. Подхватив полуэльфа, они уложили его на постель и укрыли с головой, Гилэстэл прислушался к происходящему в коридоре, подмигнул Астиду.

— Уйдёшь вечером. Мы уезжаем утром.

Когда утихли песни плакальщиц, погасли последние свечи над поминальными столами и сумерки окутали замок Хонгескъё, из открытых ворот вышел крестьянин с большой корзиной за спиной. Стража не обратила на него никакого внимания — в последние несколько дней ворота замка почти не закрывались, выпуская уезжающих гостей и впуская крестьян, доставляющих к столу благородных господ провиант.

Едва замковые стены скрылись из виду, Астид сбросил