Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
– Какое самообладание! – вырвалось вслух из уст новенького.
Реплика была услышана умирающим, что говорило о том, что слуховой аппарат у него работает еще сносно. Капитан вздрогнул и обернулся.
Владимир Эммануилович ожидал встретить во взгляде несчастного безнадежное сознание приближающейся скорой кончины, но этого не произошло. Лишь только Мочилов понял, кто к нему подошел, улыбка его расплылась еще шире, а в глазах появилась безудержная радость.
– Как я рад... Как рад я вас видеть! – Мочилов вскочил со своего места, словно перед ним стоял по меньшей мере генерал, и кинулся трясти худую бледную кисть. – Вы просто не представляете...
– Нет-нет, это я крайне признателен. Какое самообладание, какое стремление к жизни... – ...вы мой учитель... – ...какое мужество... – ...это вы вдохновили меня на решительные шаги... – ...какое горе...
– Какое горе?
Мочилов недоумевающе уставился на парня, соображая, что страшного может быть в его стремлении.
– Эта эпидемия. Скажите, насколько она опасна?
Страшная новость сразила капитана наповал. Еще бы. Лишь только для него забрезжил луч надежды, как новая беда. Мочилов провел рукой по лбу и попытался себя успокоить.
Лишь только размечтался об улучшении, так вот оно тебе, на блюдечке. Конечно, на праведном пути его должны были поджидать тернии. Капитан сел на прежнее место и жестом пригласил коллегу устроиться напротив.
– Расскажите поподробнее, – тоном человека, готового к любой, даже самой страшной, новости, попросил он.
Удивление отразилось на лице новенького, но, объяснив странное поведение коллеги умственным помешательством, о котором предупреждал вежливый курсант, Владимир Эммануилович не насторожился. Однако, если больной не помнит о своей болезни, не гуманнее ли будет не упоминать о ней. Новенький знал, в особо тяжелых случаях врачи предпочитают не сообщать пациенту о реальном положении дел. Не случится ли ухудшение, если несчастный вспомнит о том, сколько ему осталось?
– Здесь... это... – замешкался новенький, все крепче вдавливая несчастный продукт в грудь, – вам передали благодарные курсанты, пожелавшие остаться неизвестными.
– Что именно? – не понял Мочилов.
– В пакете, там, – говорил Владимир Эммануилович, продолжая прижимать многострадальный окорочок к груди.
– В этом? – Мочилов протянул руки через стол и попытался вытянуть предназначавшийся ему презент из крепких объятий.
Тщетно, хватка была что надо, военная.
– Да, в нем, – согласился Владимир Эммануилович, еще крепче прижимая дорогую вещь.
– Позвольте взглянуть.
– С превеликим удовольствием.
После непродолжительной борьбы, озвучиваемой с обеих сторон старательным кряхтением, капитану все-таки удалось завладеть раздавленными останками презента. Бесформенное содержание пакета только неистребляемым запахом говорило, что в счастливые для себя времена оно имело ноги и бегало по белому свету, беспечно радуясь каждому прожитому дню.
Теперь же оно красноречиво показывало, как ужасен лик смерти, удачно маскируемый извергами-поварами под аппетитного вида отбивные, рагу, котлетки и прочие садистские штучки.
– Кто? Кто вам это дал? – потрясая над головой жалким месивом, вопиющим о том, сколько в нем жиров, белка, холестерина и этого ужасного адреналина, вскричал Мочилов.
– Я не могу сказать, – сглотнув набежавшую слюну, пролепетал новенький уже не из-за того, что обещал курсанту молчать, а просто потому, что забыл спросить его имя.
Мочилов, возмущенно раздув ноздри, громко выдохнул, попытавшись себя успокоить. Что ж, судить курсантов за незнание тех обстоятельств, которые он сам только минуту назад узнал, капитан не мог. Это было бы несправедливо. А вот провести разъяснительную работу следовало бы. Например, попросить Фрола Петровича провести лекцию. Стоит подумать над этим.
Приведя растрепанные чувства в порядок, капитан вернул разговор в первоначальное русло, временно оставив передачку у себя.
– Так что вы там говорили об эпидемии?
Владимир Эммануилович тем временем успел собраться с мыслями и решил, что коли он проговорился, то несчастный от него не отстанет с расспросами. Больные такие мнительные. Новенькому показалось, что самое лучшее будет рассказать правду, но так, чтобы не травмировать ослабленную психику.
– В школе неизвестная науке эпидемия, – ласковым, щадящим голосом проговорил он, взглянув повлажневшими глазами на Мочилова. – Сведения проверенные и абсолютно точные. Вы что-нибудь знаете о ней?
– Впервые слышу.
Новенький отвернулся в сторону, заморгав часто-часто, чтобы загнать обратно предательские слезы. Память отшибло.
– Когда человек заболевает этой болезнью, у него с глазами что-то случается и запахи всякие чудятся. А потом помешательство может быть.
Мочилов крякнул, раздумывая. Куда смотрит Супрастинов, школьный врач? За что только ему деньги платят? На ближайшем совещании обязательно нужно будет поднять этот вопрос. Капитан расстегнул клапан нагрудного кармана, в который спрятал бумажку с «садистскими» тезисами, то есть с цитатами тренера Садюкина, достал помятый листочек и записал:
«Упомянуть: 1) об улучшении качества питания в школьной столовой; 2) поднять вопрос о неудовлетворительной работе медпункта».
Сделав необходимые записи, Мочилов довольно ясно понял, что дел у него невпроворот, предстоит еще о многом позаботиться, многое проверить, а потому рассиживаться некогда. Как знать, может быть, родное заведение еще таит в себе бездонную пропасть недочетов, которые ранее по халатности и попустительстве капитаном не замечались. Но ничего, теперь он знал, что делать. Только не стоит терять времени.
– Спасибо, коллега, за бдительность, – сказал он, вставая. – Я в вас нисколько не сомневался. Если еще что-то подозрительное узнаете, обращайтесь в любое время. Мне очень приятно видеть в вас человека, столь радеющего за свое дело.
Новенький, закусив губу, чтобы не так заметно было, как дрожит подбородок, сделал неопределенное движение головой, призванное служить ободряющим кивком. Как трудно было Владимиру Эммануиловичу сдерживать себя, чтобы не разрыдаться на груди этого сильного человека, стойко переносящего опаснейшую болезнь. Мочилов всегда будет для него примером...
6
Странно пусто было в комнате общежития, словно это и не родная обитель, в которой он живет вот уже третий год, а совсем незнакомый Федору дом. Он привык, что в этих стенах всегда царит суета, хаос, Зубоскалин с Утконесовыми откалывают свои штучки. Комната пустела только на время занятий или когда ребята всем курсом отправлялись куда-нибудь на гулянку. Но в таких случаях и Федора никогда дома не было. Именно поэтому всегда такая близкая и знакомая комната сегодня Ганге показалась чужой.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
