и…
— И куда? — спросил он.
— Куда подальше! Например, в Австралию! Чтобы ни один мент нас не достал…
— Этим ты только больше подозрений на себя навлекаешь… Разве не так?
— Мне все равно. Здесь оставаться нет сил.
— Ты обманывала отца, предавала и сейчас предаешь, когда убийца не найден! Даже полгода не миновало, ты не вступила в наследство!
— Замолчи!
— Разве не так? Разве это правильно? Ты с этим можешь жить?
— Сын, ты многого не знаешь. Подрастешь — поймешь, кто кого и когда предавал! Все непросто в этой жизни. И не тебе судить… — Татьяна старалась говорить спокойно, ведь только она теперь несла на своих плечах заботу о домочадцах.
— Мама, это правда? Ты изменяла папе с ним? Как ты могла? — Глотая слезы, Маришка подскочила к Татьяне и, не услышав ответа, рванула в свою комнату плакать.
Дмитрий смутился, отвел взгляд, но остался в той же полулежачей позе, демонстративно закинув ногу за ногу. И хотя все трое, сидевшие в сумраке, так или иначе были рождены в привольной жизни и с пеленок воспитывались в полном довольствии, теперь казались суровыми и угрюмыми лишенцами былого безмятежного существования.
— Я никуда не поеду. — Молодой человек был настроен решительно и бесповоротно. С недавних пор в его жизни произошли великие изменения, после убийства отца он встретился с одной скромной девчушкой и намерен был, как только будет возможно, сделать ей предложение. — И квартиру не отдам! Это подарок отца! Кроме того, к Новому году или следующей весной я намерен жениться.
— Ты в своем уме, как жениться? Тебе только двадцать!
— Вот именно! Уже двадцать. И это мое дело, совершеннолетнее! Жаль, что Маришка еще маленькая, а так бы и ее забрал! Во всяком случае, когда вы двое были арестованы, я прекрасно справлялся с сестренкой! А тебя, как видно, совсем не интересует, кто убил нашего отца? А может и на самом деле вы его заказали, потому что он мешал вашему счастью? Не просто же так вы в СИЗО оказались! Нет дыма без огня! — выкрикнул одним махом сын и сел, потрясенный собственной страшной догадкой.
— Замолчи! Это несправедливо и больно!
— Что? Что? Что? — выпалил Володя, когда к нему вернулся дар речи. В нем кипела злость. Он вскочил со стула. — Тебе не привыкать, мать. Сообщи об отъезде, приду Маришку проводить. — Нрав у парня был горячий, он легко впадал в ярость от бесчисленных непонятных и дерзких поступков Татьяны.
— Не кипятись, Володя, остынь… Следи за манерой выражаться… — в разговор, пытаясь защитить женщину, вступил Дмитрий. — В последнее время отец встречался с одной девушкой по имени Саша, часто наведывался в ее квартиру в Чижовке, а незадолго до убийства она удивительным образом исчезла. Хочешь узнать правду — найди Сашу… А мы, честно признаться, никогда не желали такой участи твоему папе.
Татьяна подозревала, что у мужа была любовница, но вот о странном исчезновении оной слышала впервые. Сколь неподвижно было лицо вдовы, столь множество чувств боролось в ее душе одновременно: и тайная любовь, и крысиная ревность, и жалость, и ненависть. Однако трезвый ум, расчет, да и непреодолимое физическое влечение к красивому молодому натренированному телу бывшего телохранителя мужа невозможно было погасить. И она отдалась этому последнему чувству всецело, жертвуя отношениями с детьми.
— Квартира твоя. Но дом я продам, чтобы уехать. На этом все.
— Как знаешь. Ты умеешь в один миг все растоптать! — крикнул напоследок Володя и хлопнул дверью.
Сияющий вечер тускнел, несмотря на пугающее красное зарево, что виднелось вдалеке. Володя мчался на мотоцикле неистово, пораженный услышанным, и первой, кому хотелось рассказать о том, в чем признался ему Дима, была Юля — так звали длинноногую красавицу, покорившую его сердце. Несмотря на недавнее знакомство, парень стремительно прикипел к девушке, с первых минут почувствовав родную душу, самостоятельную, уверенную в себе, ироничную и всегда с неподражаемым оптимизмом выходящую из любых трудных ситуаций.
— Поздравляю! Ты теперь сирота! — на сбивчивый рассказ разгневанного юноши неожиданно разразилась хохотом Юля.
— Что смешного? Мать с любовником собралась в Австралию! — Однако веселый нрав девушки уже смягчил удар. — Ты удивительным образом умеешь превратить трагедию в шутку.
— В чем трагедия? Мать нашла утешение в красивом мужчине? Отлично, ей же надо как-то жить… В Австралии, где всегда тепло, солнечно и можно круглый год купаться в океане? В этом трагедия? Но самое главное то, что ты становишься абсолютно самостоятельным! Без родительского надзора и воспитания! Свобода!
— Наверное… Но я-то полагал, что она хочет найти заказчика и исполнителя убийства отца! Если, конечно, не она сама его организовала.
— А зачем ей? Каков мотив? Деньги? Она и так бы их получила. Они могли просто развестись, раз у каждого из предков была своя личная жизнь…
— Я найду убийцу!
— Ты для этого еще слишком молод. Девушку бы найти — ту, с которой в последнее время общался отец. Ты говорил, она в Чижовке живет?
— Так Димочка сказал, мамин хахаль. Но пока надо найти работу, теперь не до учебы. Матушка моя благоверная не оставила выбора.
— Не сахарный, крепче будешь, пора от мамкиной юбки отстать. Давай пить чай!
Блеск содержанки
Сентябрь, 1993 год, Минск
Наташа положила на высокую кровать маленькую нежную руку сестры, осторожно погладила ее, помолчала с минуту и вышла, на мгновенье обернувшись в дверях реанимационной палаты, прощаясь. На приподнятой подушке больничной койки забинтованная голова больной оставалась неподвижной, из ноздрей аккуратного носа торчали две прозрачные кислородные трубочки, а аппарат измерения параметров жизнедеятельности пациентки выдавал замысловатые синусоиды.
В коридоре девушка смахнула неожиданно набежавшую слезу и столкнулась с доктором:
— Скажите, как долго она будет приходить в себя?
— Операция была сложной, но она непременно выздоровеет. Приходите завтра или через неделю, ваша сестра будет спать, потому что мы ввели ее в медикаментозную кому, но если вы будете рядом… Доказано, что это влияет на скорейшее выздоровление вполне благотворно.
— Что-то можно приносить?
— Пока ничего. Я распоряжусь, чтобы вам выдали халат.
— Спасибо!
Наташа накинула яркий желтый плащ с модной брендированной черной надписью на спине — вечером становилось прохладно — и вышла к автобусной остановке. Пустынную улицу освещал одинокий желтый фонарь, скрипящий высоко в небе под порывами резкого ветра. В коротком затишье на полуразрушенной скамейке под хлипким навесом девушка вытянула уставшие от высоких каблуков ноги, выкурила сигарету с ментолом, отчетливо понимая, что в этот поздний час ей не дождаться общественного транспорта, и вышла к одинокому фонарю голосовать попутку.
Мимо проехало с пяток «жигулей», пока наконец
