что случилось с черномазым с бульвара Бискейн? — сказал угрожающе Прыщавый. — Он тоже хотел со мной ссориться. А ты хоть и белый, но и с тобой может произойти такое же несчастье, если ты будешь становиться мне поперек дороги...
Со стороны казалось, все было как обычно на улице: изредка проезжали машины. Люди шли по своим делам молча или разговаривая между собой. И невдалеке от бокового входа в гостиницу группа парней не то баловалась, не то ссорилась с мальчишкой — чистильщиком обуви...
Терри стояла у самых дверей гостиницы. Впервые в жизни она видела настоящих гангстеров — не на картинках в комиксах, не на экране телевизора, а живых и совсем рядом. И это было гораздо противней и страшней. Что-то нужно предпринять: ведь их четверо против одного.
Позвать полицейского? Но где его найти? Может быть, подойти самой и сказать, что позовет отца... В нерешительности она продолжала стоять, когда на улицу, запыхавшись, влетела гурьба мальчишек. Среди них Терри узнала уругвайца. Они направились прямо к Эллису, словно не замечая парней, окруживших его, и, энергично работая локтями, оттеснили их, желая обязательно лично пожать руку Эллису.
Прыщавый сунул руку за пазуху, побледнел и в ярости выкрикнул:
— Жить надоело? Не в свое дело лезете!..
— Ты что кричишь? — сказал старший из мальчиков ростом с Прыщавого, но поплотней. — Хочешь, чтобы полиция услышала?
— Пугаешь?
— Зачем, мы и без полиции можем поговорить с тобой!
— Идем, поговорим! — Прыщавого трясло от злости.
Окруженные ребятами, они пошли к отмели, где лежали лодки. Терри последовала за ними на расстоянии. Едва они вышли к лодкам, как Прыщавый, сделав вид, что споткнулся, оказался за спиной у противника, мгновенно выхватил нож из-за пазухи и взмахнул им. Круглоголовый мальчишка-японец, шедший рядом, каким-то особым, неуловимым движением подставил ему ногу и одновременно ударил его ребром ладони. Нож выпал из руки Прыщавого, а сам он ткнулся лицом в песок. И тотчас, как кошка, вскочил. Но его и его дружков после короткой ожесточенной схватки кинули на песок лицом вниз, отобрав ножи и кастеты.
Чистильщик, которого Прыщавый привел с собой, хныкал, чтоб его отпустили: он ни при чем, те сами ему предложили.
— Сами... А ты не знал, что кусок хлеба у человека отбиваешь? — потирая ушибленную руку, сказал уругваец.
Прыщавый, которому крепко намяли бока, застонал, потребовал:
— Отпусти-и-ите...
Старший из мальчишек сказал:
— Отпустите его, ребята.
И когда тот встал, предупредил:
— Думаешь, мы не знаем, что ты полиции не боишься?
— Конечно, — сказал Эллис, — за него папаша залог внесет, и его выпустят.
— Так вот, — предупредил старший мальчик, — мы сами тобой займемся. Учти, тронет кто хоть пальцем Эллиса — тебе не поздоровится.
И, явно подражая кому-то из взрослых, добавил:
— Мы, рабочие люди, не какое-нибудь гангстерское барахло и свое слово крепко держим. Запомнил?..
— Надо бы им задаточек выдать, — предложил мальчик-японец.
— Верно... Макнем? А ну берите их!
Мальчишки с гиканьем навалились на пленников и, дотащив до береговой кромки, кинули их в воду. С налипшими на лоб волосами, в облепившей тело, как пластырь, одежде, мальчишки из шайки Прыщавого, преследуемые свистом и насмешливыми выкриками, спотыкаясь и увязая в песке, удирали с отмели. Терри, увлеченная событиями, тоже изо всех сил свистнула.
Ребята, сидевшие на днище перевернутой лодки, смотрели на Терри во все глаза — на белокурую чистюлю из другого мира, где девочки могут ходить даже в будние дни одетые вот так, как в большой праздник, где им не нужно самим зарабатывать на жизнь. Вот за такими они, мальчишки, бегают, предлагая почистить ботинки, поднести чемодан. Вот таких родители привозят сюда на курорт отдыхать, и они живут в гостиницах и едят сколько в них влезет... Чего ей тут нужно? Они смотрели на нее без особой приветливости.
Терри сунула руку в карман шортов и вытащила кулек с остатками жареного картофеля. Она протянула его Эллису:
— Это ты забыл тогда взять...
Эллис подставил мешочек ребятам:
— Берите.
Те охотно потянулись за угощением. Эллис подвинулся, дал место Терри. Все сосредоточенно захрустели ломтиками картофеля.
Старший сказал:
— Эй, Эллис, иди с нами устриц разбирать. Сейчас могут взять.
— Сколько платят?
— Нам по полдоллара...
— А взрослому?
— Доллар.
— Я моему брату скажу… У него совсем ничего нет.
— Он взрослый? — спросил старший из мальчиков и, узнав, что брату Эллиса двадцать один год, уверенно сказал:
— Не возьмут. Они взрослых не берут.
— А если он тоже согласится за полдоллара?
— Не знаю...
— Не возьмут, — сказал другой мальчик. — Мы вот с Диком батрачили у фермеров на свекле, там одни ребята были. А взрослых не брали. Там один парень был, все нас бастовать подбивал. Мы, говорил он, работаем еще больше, чем взрослые, а получаем вдвое меньше. Взрослые давно бы устроили забастовку.
— Они и не берут взрослых, чтобы не возиться. Как те начнут требовать!.. — сказал уругваец.
— Ох, и поганая работа была, — продолжал вспоминать первый мальчик. — В пять часов утра вставать... и почти четырнадцать часов на плантации, ползать на коленях нужно. И ни один сорняк не пропустить...
— А когда мы жили в Токио, я тогда еще маленький был, мне шесть лет было, — сказал мальчик, выбивший нож у Прыщавого, — на свалке кости и тряпки собирал для одного хозяина. У него был свой дом в центре — большущий, как небоскреб. Мы хозяина никогда не видали. Нам надсмотрщик очень мало платил: в день на одно блюдце риса хватало. Я думал, здесь нам будет лучше...
— Теперь не будешь думать, — сказал беловолосый мальчик, растирая ладони, изрезанные в кровь устричными раковинами. — Живем, как собаки.
— Да? — иронически переспросил Эллис. — Смотря какие собаки. Знаешь, как они едят? Им и игрушки покупают. У них даже свои няни есть. Не слышал? Я вчера знаешь, как выкрикивал? — И он закричал привычно: — «Последний выпуск «Таймс». Няни для собак в Нью-Йорке стоят дороже, чем няни для детей. Няни для детей — девять шиллингов в час, няни для собак — одиннадцать шиллингов в час...» Эти няньки с собаками играют в разные игры, пока хозяин занят... Честное слово, — сказал Эллис, хотя ребята и не выражали сомнения.
— А вчера сообщали: одна тетка
