полосе произошедшее на Смоленском кладбище, — подражая моему равнодушному тону, просветил меня Николай.
— И что там произошло?
Я выбирал между яблочным пирогом и какой-то экзотической сладостью с названием, которое я вряд ли смог произнести вслух. Даже мысленно это звучало неприлично.
— То, что ты устроил.
Я оторвался от меню и удивленно взглянул на друга:
— И что я, по твоему устроил?
Напрямую врать менталисту, что я непричастен к ночным событиям, я не мог. Граф закрывал глаза на многое, но и пользоваться этим бесконечно тоже было нельзя. Тем более я чувствовал, что Головин отчего-то поставил себе цель выяснить, зачем я беспокоил вечный покой последнего пристанища благородных.
— То есть ты хочешь сказать, что переполох в жандармерии, странные звуки, весьма громкие и пугающие, и твое присутствие там, никак не связаны? — друг вложил в свой вопрос удивительное сочетание скепсиса и надежды.
Я определился — пирог. Остальное мне было категорически непонятно. Сообщив официанту о выборе, я ответил:
— Чистое совпадение.
В это я искренне верил. Меня всё это время вообще терзали сомнения — такую бурную реакцию не могло вызвать банальное воздействие эфира. Скорее всего, на погосте находился усилитель или что-то подобное.
И кто-то его там установил.
— Ну-ну, совпадение, — Головин постучал пальцами по портсигару, который достал из внутреннего кармана мундира.
Капитан огляделся — кроме нас на террасе было несколько гостей, но все они расположились далеко. Головин нервным резким движением достал сигарету и принялся крутить её между пальцев.
— Что ты хотел обсудить? — ушел я от скользкой темы.
— Ты правда был в императорской библиотеке? — тоже ушел от ответа он.
Вот теперь я внимательно посмотрел на взволнованного парня. Какая-то очень странная смесь эмоций наполняла капитана. Нн негативная, опасение вперемешку с радостью.
Я просто кивнул в ответ, предоставляя ему возможность самому выбрать момент, чтобы рассказать о настоящей цели нашей встречи.
— И что же, Матильда Викторовна по-прежнему стережет вход в этот «великий храм знаний»? — усмехнулся друг.
Так и было написано на табличке, стоящей на отполированной до зеркального белка стойке. Матильда Викторовна Штулле. Я взглянул на капитана совсем иначе — наше прежнее общение не включало обсуждение библиотек и подобных заведений.
— Да. Как предполагаю — бессменно.
— Знаешь, Саша, я всегда её боялся, отчего-то… Сколько ни приходил, всегда она вызывала во мне чувство, словно я не должен там находится… — поделился он, отводя взгляд.
Эта сторона для меня была неожиданной. Не пиетет перед действительно пугающим стражем библиотеки. Скорее всего, друг интуитивно ощущал в ней абсолютно неодаренную. А то, что он столько времени провел там.
— И что же ты там изучал? — попытался я переключить его.
— Что? — Николай наконец очнулся и на самом деле удивился: — Труды по военному делу, конечно же. С самой юности, считай. Мне кажется, я ни один раз тебе об этом говорил.
Этого я не помнил. То, что Вознесенский считал неважным, я вытащить из его воспоминаний не мог. Впрочем, я понимал, что это просто попытка собраться, поэтому согласился:
— Конечно, Николай. Говорил.
Капитан рассеянно огляделся и неожиданно спросил:
— Хорошее тут место, правда?
Я повторил за ним осмотр и снова кивнул. Место было отличным. И очень спокойным, несмотря на самое выгодное расположение с лучшим видом на поле.
— Вот я и так думаю, — приободрился граф и привлек внимание официанта: — Ещё шашлыка, любезнейший. И бутылку «Вдовы Таманской».
— У тебя отличный аппетит, — отметил я, улыбнувшись.
Такому даже я бы позавидовал. Либо капитан принялся за получение нового ранга, либо занялся чем-то очень изнуряющим.
— Вынужден, — ничуть не расстроенно признался он, а наоборот подобрел и мечтательно улыбнулся в ответ: — Ксения Алексеевна очень любит прогулки. Мы каждый день гуляем допоздна и я, пожалуй, не видел за всю жизнь столько городских мест, сколько она показал мне за несколько дней.
— Рад за тебя, — искренне ответил я и внутри стало как-то особенно тепло.
Такое выражение ни с чем не спутаешь — влюбился. Да так, что сам не понимает насколько.
— Я женюсь, — вдруг ошарашил Головин, с вызовом посмотрев мне в глаза.
— Так быстро? — опешил я от такого резкого перехода.
— А к чему время терять? — он решительно выпрямился и поучительно объяснил: — Знаешь, Саша, бывает такое — понимаешь в одно мгновение, что кто-то тебе дороже всего. Твой человек, понимаешь?
Я настолько не ожидал такой откровенности, что на миг растерялся. И прислушался еще раз к его эмоциям. Они были настолько всепоглощающими и честными… Сердце внезапно сжалось от этого отголоска сильных чувств и я широко улыбнулся:
— И когда же состоится торжественное событие? И ты вообще собираешься познакомить меня с Ксенией Алексеевной?
— Ах, если бы это было так просто, — друг нахмурился. — За дело взялись наши родители. Пока они договариваются, бог знает сколько времени пройдет! Подключили семейных юристов, слышал бы ты о чем они говорят! Согласовывают всё, вплоть до бытовых мелочей. Это как-то… Боюсь, это надолго.
Капитан лениво поковырялся вилкой в салате и невесело усмехнулся:
— А что насчет официального знакомства… Знаешь же, теперь я обязан устраивать все встречи, исключительно у нас дома. А матушка…
Он умолк и взглянул на меня многозначительно. Ясно, графиня Головина до сих не питала ко мне нежных чувств. Возможно, моё выступление по делу дуэли со смертельным исходом, лишь всё усугубило. А обойти эти непреложные правила означало оскорбить как честь Головиных в общем, так и его избранницы в частности.
— Не переживай, — поддержал я друга. — Мы что-нибудь придумаем. И вообще — поздравляю!
Я поднял вверх бокал. Уж не знаю, о чем он так волновался. Неужели прежний Вознесенский не порадовался за друга в таком деле? Пусть неожиданно быстро, пусть очень необычно для вечно серьезного и взвешенного парня. Но зато по-настоящему! Это я четко ощущал. А прочее — да какая, к черту разница?
И летний день сразу стал еще теплее.
— Спасибо, Саша, — капитан враз расслабился и смущенно чокнулся со мной свои бокалом: — Будешь моим свидетелем?
— И что я должен делать? — лукаво усмехнулся я.
— Радоваться за друга, — Николай хитро прищурился: — И устроить самый шикарный мальчишник, естественно.
Вот уж в этом я тоже знал толк. Но моё предвкушающее выражение лица, видимо
