«Эй!» — Джозеф попытался схватить камеру. Он был немного похож на Тристана в детстве, не считая спокойного выражения лица и игривого огонька в глазах.
Кэссиди, смеясь, подалась назад.
«Мама сказала, что тебе нельзя ее трогать без моего разрешения…» Видео оборвалось.
Последний файл на флешке датировался 16 августа прошлого года. Он начинался с шипения, словно ткань или рука терлись о микрофон. Когда камера выровнялась, Перл узнала тиковые панели туалета на яхте Тристана, блеск вешалки для полотенец; снимали из дальнего угла помещения, от душевой кабины.
Камера, дрожа, зафиксировалась на закрытой двери. В микрофон кто-то дышал — вероятно, Кэссиди, — тяжело и сипло, словно после быстрого бега.
Бум! Что-то стукнуло в дверь с противоположной стороны.
Бум! Кэссиди заплакала и попятилась, кольца от душевой занавески зазвенели, когда она шмыгнула за нее.
Очередной удар. Потом тот, кто был с другой стороны, начал остервенело бросаться на дверь всем телом, с силой, угрожающей выломать непрочное полотно.
Кэссиди закричала и уронила камеру. На экране закружились деревянные панели и напольные плитки — и видео оборвалось.
Перл застыла. Она пересмотрела запись снова и снова, прижав кулак к губам.
Видимо, Кэссиди в конце концов спрятала флешку, боясь снимать дальше, чтобы тот, кто ломился в дверь, не нашел ее с камерой в руках. Возможно, вынуть карту памяти показалось ей единственным способом сохранить запись, чтобы в какой-то момент ее обнаружили и узнали о нападении. Похоже, Кэссиди опасалась за свою жизнь.
Но она сумела вырваться оттуда — и прожила еще четыре месяца, — однако так и не вернулась за флешкой. Вероятно, Гаррисоны улетели домой в Коннектикут через несколько дней после того, как была сделана эта запись, — отдыхающие покидают Тенни-Харбор в середине августа, чтобы прибыть домой к началу учебного года, а вернулись Гаррисоны в Мэн только на рождественскую неделю, совершенно неожиданно. Не исключено, что до отъезда Кэссиди просто не представилась возможность попасть на яхту; а в декабре «айлендер» уже находился на зимней стоянке. Но что же случилось после того, как она прекратила съемку?
Перл, трепеща, запустила видео снова. Дверь пытались вынести с очевидной яростью; девушка ощущала страх Кэссиди в собственной глотке, горький, едкий. Перл открыла Google, нашла номер полицейского управления Тенни-Харбор и застыла.
Не сейчас. Этого недостаточно. Нет ни лица, ни имени злоумышленника. И ни малейшего намека на причастность Тристана Гаррисона.
Перл села, обняла согнутые колени и прислушалась к музыке ветра за окном. Потом снова посмотрела видео. Ей не хотелось оставлять в одиночестве перепуганную девушку, застрявшую в туалете на яхте в такой ужасный момент. Кэссиди Гаррисон тянулась к ней в течение почти целого года и нашла ее, Перл, ждущую по другую сторону экрана.
Оказавшись вне радаров Риза, Перл стала невидимкой.
Она могла с тем же успехом быть девушкой, которая ухаживает за бассейном, или СПА-стилистом — периферийным персонажем, который не имеет отношения к разгорающимся в ресторане страстям. Риз был ее лучшим другом, без него она снова сделалась отщепенкой, даже более чем когда-либо. Прошло всего три часа с начала воскресной смены, но его гнев, нежелание смотреть на нее напоминали стену, в которую она напрасно стучала.
Риз обслуживал Мими и ее компанию; как всегда, то и дело раздавались взрывы смеха, обе стороны шутливо заигрывали друг с другом, — словом, Риз был само обаяние. Перл пристально посмотрела на него, пытаясь поймать его взгляд и ненавидя себя за переживания по этому поводу. На самом деле он вел себя как засранец, относясь к ней, словно к глупому влюбленному подростку: а то она без него не в курсе, на что способны богатенькие парни на отдыхе. Девушка никому не могла рассказать о видео Кэссиди Гаррисон, кроме Риза, — но не собиралась первая начинать разговор.
— Перл, — окликнула ее хостес, — тебе звонят.
— Сюда?
— В фойе. Иди, я присмотрю за твоими столиками.
Ей еще никогда не звонили в клуб. Меривезер ждала у стола администратора, отпустив хостес от телефона, и, недовольно сжав губы, наблюдала, как приближается Перл.
— Ты же прекрасно знаешь, — она не отдавала трубку, — сотрудники не имеют права разговаривать по этому телефону, если только дело не срочное.
— Я никому не давала номера и понятия не имею, кто звонит.
— Хм. — После долгого размышления Меривезер позволила ей взять трубку, но так, что девушке пришлось тянуться за ней.
— Перл? — Напряженный, слишком знакомый голос. Мама. — Наконец-то. Меня бесконечно переключали с одного номера на другой.
— Что случилось? — Перл повернулась к Меривезер спиной. — Почему ты просто не позвонила на мобильный?
— А ты как думаешь? Знала, что ты все равно не ответишь.
Поздно было лгать по поводу пропущенных голосовых сообщений; в этом месяце Перл проигнорировала три из них. Она попала в ловушку. По фойе сотрудники несли в сторону банкетного зала картонные коробки и стремянку — вовсю шла подготовка к пятничному балу и аукциону.
— Слушай, я на работе. Перезвоню тебе в перерыв.
— Правда перезвонишь?
— Честное слово. — Перл буквально ощущала, как глаза Меривезер сверлят ей затылок. — Через час.
За углом главного здания клуба ютился деревянный столик, спрятанный от глаз низкими ветками дуба; там обслуживающий персонал мог пообедать, не нарушая пейзажа. Перл села на скамью, положив ногу на ногу, и услышала два длинных гудка, потом мать взяла трубку.
— Как дела? — Теперь, когда она достучалась до дочери, голос ее стал осторожным, нерешительным.
— Хорошо.
— Я больше не могу застать тебя онлайн.
— Я редко выхожу в Сеть.
Вздох.
— Могу я спросить, как поживает папа?
Перл ненавидела, когда она так называла отца, словно они все еще были семьей, словно мать не жила своей жизнью в Киттери с бойфрендом — Скоттом-как-его-там; хоть он и выглядел совершенно безобидным, Перл не имела никакого желания знакомиться с ним ближе.
— Он в порядке. У нас все хорошо.
— О, Перл. — Долгая пауза в ожидании, что собеседница заполнит ее. — Он просит тебя ничего мне не рассказывать?
— Нет. С чего бы?
Отцу не надо было ничего ей говорить — это разумелось само собой. Такая негласная договоренность установилась между ними еще с тех пор, когда Перл была ребенком и дочь с отцом оба знали: любая неосторожность может привести их в суд для пересмотра решения об опеке. Со времени же убийства Гаррисонов Перл и отец ясно осознавали необходимость ни о чем не рассказывать матери. Молчать о том, что в кухонном шкафу лежат только спагетти, а в холодильнике стоят лишь три бутылки пива. Не распространяться о том, что они запаздывают с выплатой ипотеки и дом осаждают кредиторы. Держать язык за зубами.
