в любом шикарном ресторане.
Лукас хотел, чтобы Пейсли расслабилась и улыбалась, вот и повел ее в торговый центр, а не в высококлассный ресторан.
— Планы изменились, — ответил он. — Я хотел поесть чего‑нибудь простого и привычного. Нам обоим нужно отвлечься.
При виде ее улыбки у Лукаса засосало под ложечкой. К счастью, очередь продолжала двигаться, и атмосфера очарования между ним и Пейсли исчезла.
Они только поженились, но Лукас знал: Пейсли ничем не отличается от юной девушки, которую он когда‑то знал.
Пусть она владеет самым роскошным свадебным бутиком в районе, но она по‑прежнему скромная женщина с добрыми намерениями. Он не хотел винить себя за свои действия и не желал влюбляться в Пейсли, потому что жизнь непредсказуема. Он понятия не имел, чем все закончится. Он должен был жениться на Пейсли, поэтому он женился. Вот и все.
— Пойдем в кино после ужина? — широко улыбаясь, с надеждой спросила она.
Ему снова стало не по себе. Ни одна другая женщина не влияла на Лукаса так, как Пейсли.
— Я выбираю фильм, — кокетливо ответил он. — Только постарайся не распускать руки, если мы сядем на последний ряд.
Пейсли рассмеялась:
— Больше всех распускаешь руки именно ты.
— Верно, — согласился он. — Поэтому постарайся не слишком громко стонать.
Пейсли поставила блюдо на стол и отошла назад, чтобы рассмотреть плоды своего труда. Лукас предупредил ее, что опаздывает из‑за другого расследования, которое надо было закончить, поэтому не сможет приготовить ужин. Закрыв бутик, Пейсли отправилась в магазин.
Она всерьез подумывала о том, чтобы заказать еду на дом, но потом решила приготовить вкусный ужин. Лукас так усердно работал не только над ее расследованием, но и над другими делами. Она застала его, когда он среди ночи выбрался из кровати и стал перебирать содержимое коробок, которые она принесла из дома. В коробках лежали последние вещи ее матери, и Пейсли было слишком тяжело, чтобы просматривать их.
Поначалу она искала в коробках хоть какой‑нибудь намек на связь Линетт со Стерлингом, и ее захватывали эмоции.
Лукас отлично вел расследование, и ей хотелось показать ему, как высоко она ценит его тяжелый труд.
И вот, спустя два часа после возвращения из магазина, она стоит на кухне и надеется, что ей удалось приготовить что‑то съедобное. Она старалась произвести на Лукаса впечатление и желала, чтобы он увидел в ней нечто иное, а не напоминание о болезненном расставании в прошлом.
Это казалось абсурдным ей самой, но было чистой правдой. Отчасти ей хотелось, чтобы Лукас привязался к ней. Если она полюбит его, ей будет трудно остаться без него.
Да, они были влюблены друг в друга когда‑то, но все эти эмоции остались в прошлом. Сейчас надо думать только о настоящем. Близость с Лукасом заставила ее задуматься о том, что, возможно, он действительно отлично ей подходит. Жизнь и препятствия разлучили их, но им можно постараться и быть вместе. Вероятно, им просто надо подождать и понять, насколько особенные у них отношения.
А может быть, она всего лишь дура и безнадежный романтик. Лукас не верит в любовь. Он оградил свое сердце от чувств невидимым барьером, и Пейсли не может его винить.
Лифт звякнул, и она разволновалась. Какая глупость! Она не должна беспокоиться о том, что на уме у Лукаса. Она обязана думать о том, что он узнает о ее отце. Только ради этого она обратилась к Лукасу несколько недель назад.
Вместо этого она посмотрела в гостиную, откуда убрала декоративные подушки и вернула комнате привычную скучность.
Лифт распахнулся, и Лукас вышел.
Пейсли ждала, когда он посмотрит на нее. Он оглядел стол у нее за спиной, поднял брови и прошел в гостиную.
— Сегодня без голого шеф‑повара? — спросил он.
— Это был сюрприз, — призналась она. — Не надо к этому привыкать.
— Жаль. — Лукас подошел и обнял ее за талию. — Тебе не надо было готовить, но я рад, что ты это сделала. Я не успел бы приготовить ужин. Мой последний клиент хотел, чтобы я отпраздновал с ним окончание расследования.
Пейсли положила руки ему на плечи.
— Я знаю, ты любишь стейк, поэтому я его приготовила.
Он быстро поцеловал ее в губы, а затем обошел ее и тихо присвистнул:
— Я поражен!
— Не хвали, пока не попробуешь.
Лукас посмотрел на нее через плечо:
— Ты очень старалась.
Пейсли не знала, как реагировать на комплименты о ведении домашнего хозяйства, поэтому вынула бутылку вина из ведерка со льдом.
— Не слишком радуйся, — сказала она, наливая ему стакан кьянти. — Я готовила по рецепту. Я не из тех, кого мать обучает готовить домашнее пюре с соусом или печь печенье.
Налив себе немного вина, она поставила бутылку обратно в ведерко и отважилась взглянуть на Лукаса. Он стоял на прежнем месте и пристально смотрел на нее.
— Твоей матери не надо было заниматься домашними делами, — заявил он. — Я уверен, она превосходно справлялась с другими обязанностями.
Пейсли попыталась улыбнуться и начала наполнять тарелки едой.
— Я не думала об этом, — сказала она ему. — Я имею в виду, она работала, чтобы содержать нас обеих. Ее почти никогда не было дома. Иногда мне приходилось бывать на работе вместе с ней, если ей не удавалось нанять няню. Когда мне исполнилось десять лет, она просто оставляла меня дома и звонила во время перерывов, чтобы узнать, как у меня дела.
Десятилетний ребенок. Пейсли не представляла, как оставит собственного десятилетнего ребенка одного дома, хотя она никогда не была матерью‑одиночкой с ограниченными доходами. Она не сомневалась в любви своей матери. Эта женщина просто жила и ловко создавала себе проблемы.
— Мама никогда не бегала на свидания, — продолжала Пейсли. — Вернее, я об этом не знала. Мне всегда казалось, что нас только двое. Наверное, поэтому было так трудно. Я понятия не имела, кто мой отец, а она старательно скрывала это от меня.
Лукас сел рядом с ней, а не напротив, взял ее за руку и посмотрел ей в глаза.
— Может, она не знала, кто твой отец, — предположил он. — Это еще предстоит выяснить. Я уверен, что мы узнаем больше, как только получим доказательства по Стерлингу.
Пейсли вздохнула:
— Это вообще возможно в данный момент? Он вряд ли в курсе того, что у него родилась дочь. Если бы моя мать обо всем ему рассказала, он мог бы потребовать встречи со мной или помог бы мне.
У Пейсли было слишком много вопросов, и осталось только два человека, которые могли бы ответить на них: мать, которой больше нет
