я поднялась, прихватив пару булочек с повидлом, и двинулась в нижний ярус, проверить пленника, допросить, и, по возможности, поиздеваться.
Проплутав по металлическим лестницам около десяти минут, я вышла в длинный коридор, который заканчивался небольшой, по минимуму обставленной комнатой за абсолютно прозрачной тонкой стенкой. Я мстительно ухмыльнулась, и ленивой походкой двинулась к надежной преграде из усовершенствованного монолитного бронестекла, проще говоря, из непробиваемого, за которой, как лев в клетке, метался Царним. Вид у него был весьма помятый, поношенная футболка измочалилась и вовсе до непотребного состояния, черные волосы были растрепаны, выбившиеся пряди то и дело лезли ему в лицо, и он нервным движением периодически убирал их назад. Узрев мое приближение и замедлившись, мужчина повернулся навстречу, и уставился мне в лицо свирепым взглядом. Казалось, он мог прожечь стекло огнем своих пламенеющих глаз. Но мне, как несомненной хозяйке положения, бояться его ярости было нечего, и я весело улыбнулась, шагнув почти вплотную к разделявшему нас стеклу.
– Как дела? – насмешливо поинтересовалась я. – Кофе, чай и пампушки не предлагаю, есть только булочки с повидлом, хочешь?
Выпечка, завернутая в салфетку, исчезла в стенном кармане, и в следующую секунду упала в пластиковый контейнер с той стороны недалеко от Царнима, который даже не обернулся. Он неотрывно сверлил меня взглядом и злился настолько, что грудь под рваной футболкой ходила ходуном от тяжелого дыхания. Я почувствовала себя счастливым тореадором, который, уволившись с ненавистной работы прямо перед боем, пришел попрощаться с самым вреднючим бычарой, рогов которого ему сегодня посчастливилось избежать. Что ж, полагаю, конструктивного диалога у нас сейчас не выйдет. По крайней мере, я не ношу с собой транквилизаторов для успокоения бешеных животных. Пожав плечами, я развернулась, чтобы уйти, но за спиной раздался голос, чуть приглушенный стеклянной преградой.
– Почему на тебя не действует мой дар?
Я изумленно обернулась.
– Что ты сказал?
Он шагнул к стене вплотную, так что стекло затуманилось от его дыхания, и проговорил:
– Я могу управлять людьми, навязывать свою волю при прямом зрительном контакте, почему с тобой это не работает?
Его серьезные глаза недоуменно ощупывали мое лицо, как если бы там была указана причина его недоумения. Мысли смешались. Дар? Управление людьми? Что это, черт возьми, за бред? Я слышала про гипноз и нейро-лингвистическое программирование, но управление людьми через зрительный контакт? Это что-то новенькое. Наконец через минуту я выдавила:
– Может, это все из-за стекла?
Он упрямо мотнул головой, будто отгоняя назойливую муху.
– Нет! Они не смотрят мне в глаза, потому что знают об этой моей особенности.
Так, с сумасшедшими надо разговаривать спокойно, чтобы убедить их в том, что веришь их словам. Они, надо полагать, это Герман и Дар.
– И давно у тебя этот дар? – осторожно поинтересовалась я.
– Всегда был, – он слегка пожал плечами, – И вот впервые я сталкиваюсь с тем, что он не работает.
– Не переживай, я слышала, с мужчинами такое иногда случается, – не удержалась я.
Он недобро усмехнулся.
– Невозможно, мой дар действует на всех людей независимо от пола… Хотя…
Он недоверчиво оглядел меня с ног до головы. Я удержалась от сиюминутного желания тут же поправить прическу, и, спрятав руки за спину, вопросительно склонила голову:
– Хотя что?
– Ты что, девственница? – изумился он.
Горячая волна прилила к моим щекам, тут же предательски покрасневшим. К таким вопросам я была не готова. Просто я всегда считала, что интимные отношения — это своеобразная кульминация платонических, а любовь я пока еще ни к кому не испытывала. Ведь если тестировать новые ощущения не пойми с кем, можно потом всю жизнь от них не отмыться. Но ему же сейчас этого не объяснишь, мужские взгляды в этом плане явно отличаются. Короче, меня застали врасплох, секунды мучительно тянулись растаявшей жвачкой, мысли нервно метались в голове, а я так и не придумала достойный ответ. И он не стал его дожидаться:
– Тогда это многое объясняет.
Мигом расслабившись, мужчина развернулся, шагнул к стене, выудил из контейнера булочки, развернул салфетку и принялся смачно жевать, устроившись на узкой скамейке вдоль стены. Видимо, для него было нормой за доли секунды перетекать из одного эмоционального состояния в другое, как по мне, это было довольно таки сложной задачей. Я все еще стояла с пурпурными щеками, пытаясь успокоить сердцебиение, когда до меня донесся невеселый голос:
– Да уж, ты заставила меня по-настоящему испугаться. Я действительно решил, что дар исчез. Уверенность в себе, она просто испарилась, понимаешь? Ты даже вела себя не как все, не отводила глаз, не пыталась мне угодить. Поэтому я растерялся, ведь не привык получать от людей желаемого, не используя дар, и не знаю, как действовать иначе. Я слышал о том, что на таких как ты дар не действует, но не предполагал, что придется с этим столкнуться. Прости, что пришлось напугать. Просто я очень испугался сам.
Печально сидя на жесткой лавке, чуть ссутулившись, он поднял лицо, и глядел на меня исподлобья полными раскаянья щенячьими глазами, а его губы, все в крошках от выпечки, изогнулись в покаянной улыбке. Зрелище было настолько душераздирающим, что мое сердце невольно пропустило удар, а губы сами собой вернули ему улыбку.
– Бывает, чего уж там, – прошептала я охрипшим голосом, совсем не предполагая, что дело примет такой оборот.
– Рин! – жутковатым эхом раздалось откуда-то сверху. – Рин, где ты? – уже ближе, и я не стала отзываться, предполагая, что в следующую секунду Герман покажется в начале коридора. И оказалась права. За спиной послышались торопливые шаги, и мне на плечо легла тяжелая рука.
– Что ты тут делаешь? – обеспокоенно поинтересовался Гер, – Мы тебя потеряли!
Я повернула к нему лицо с не успевшей еще истаять улыбкой, предназначавшейся ренегату. У Германа слегка перехватило дыхание, он развернул меня к себе, и вгляделся в лицо.
– Все хорошо? – он слегка встряхнул меня за плечи.
Я кивнула и обернулась к Царниму, не сводя глаз с вцепившегося в меня мужчины.
– Ты все продумал, да, Гер? – саркастически донеслось из-за стены. – И врать ты умеешь замечательно, а главное, все на благо другим, ничего для себя. Редкостное благородство!
Герман смотрел на меня, как будто не слыша.
– Идем, – позвал он, сжав мою ладонь.
– Посмотри сюда! – рявкнул чернокосый.
Но тот уже шагал по коридору прочь
