должно работать в целом, я вообще ничего не мог делать руками сам, но главное понятия не имел о том, что мягкое дерево, из которого мне сделали шестерни, имело свойство быстро ломаться под нагрузками. Гигантские каменные круги вышли слишком большие и громоздкие и силы течения не хватало, чтобы их стронуть с места. К тому же сыплющееся по жёлобу зерно выходило слишком крупным помолом. Эти и ещё много других проблем навалились на меня и моих мастеров, когда мы стали всё собирать из отдельно изготовленных деталей. Так что нам приходилось дотачивать и доделывать на коленке ломающееся или неработающее.
Количество привлечённых к работе на строительстве мельницы ремесленников приближалось к двумстам человекам и каждому находилась работа. Слишком сложной оказалась простейшая как я раньше думал мельница, о многих нюансах работы которой я даже не догадывался. Приходилось придумывать и приделывать на ходу. Вся работа по её пусконаладке заняла две недели и только когда прибыл курьер из Фив от царя Хатшепсут о том, что меня ждут на церемонии захоронения Нефруры, я вспомнил, что кроме мельницы у меня есть и другие дела. Послав с ним письмо о том, что выезжаю через три дня, я поторопил мастеров закончить то, что мы могли. Довести до ума и прилизать то, что уже работало они могли без меня, моей же главной целью было сделать так, чтобы зерно ссыпали в бак и оно потом опускаясь вниз по желобам на большие каменные диски и перетиралось в муку.
Так что остатки дней до отъезда этому и были посвящены, но всё равно вечно что-то ломалось или шло не так. Я начинал отчаиваться, что придётся уехать, так и не увидев результатов своего труда, пока наконец при наверно тысячном запуске, мельница заработала и не сломалась за десять минут, что в принципе было большим везением. Прошёл час, затем второй, а диски всё крутились и крутились, выдавая муку тонкого помола, гораздо лучше, чем это делали вручную женщины.
Куча мастеров и помощников, словно на чудо смотрели, как за три часа мы смололи столько зерна, что получился целый мешок муки, на что при ручном труде ушло бы точно больше суток с привлечением десятка женщин. Взгляды ремесленников перевелись на меня.
— Похоже богам угодно это дело, — вытерев пот со лба, поскольку лично лазил по лесам и этажам, осматривая, что сломалось в очередной раз, — оставлю жреца, чтобы принёс жертвы богам на походном алтаре и как следует их задобрил, чтобы больше ничего не ломалось.
На лицах людей появились счастливые улыбки.
— А пока, отдайте муку женщинам, пусть напекут нам свежих лепёшек, — приказал я, показывая на первый мешок лично изготовленной муки, — нужно же попробовать труд стольких дней.
Это было тут же выполнено и мы присматривали за работой мельницы, пока она молола и молола мешок зерна за мешком, а приставленные к этому делу ремесленники таскали мешки с зерном и забирали с мукой. Процесс был крайне медленный, но всё же неручным. Если наладить процесс, то всё зерно, что привозилось в поместье, можно было пропускать через мельницу, вообще не задействуя ручной труд служанок и легионеров, приставленных им в помощь.
Когда лепёшки были готовы, нам притащили их огромное количество, вместе с кувшинами вина и я прямо на мельнице поднял свой кубок за себя и мастеров, осиливших сложный проект, несмотря на вал проблем, с которыми мы столкнулись. Радостные крики раздались вокруг и я откусил кусок лепёшки, которая была выпечена из муки, молотой здесь. Пожевав его, я ощутил, что хлеб точно мягче чем то, к чему я привык.
— Мягче? — запив вином, обратился я к мастерам, тоже сосредоточенно жевавших лепёшки.
— И меньше каменной крошки мой царь, — склонил голову главный мастер, — определённо это лучший хлеб, что я ел в своей жизни!
Все вокруг это тут же подтвердили, затем стали низко кланяться и превозносить меня, равному богам. Отказываться от этого было глупо, так что я сказал, что, разумеется, как иначе и приказал за время моего отсутствия все мои задумки довести до ума. Крестьян обеспечить орудиями труда, сделать нужное количество плугов и остального сельскохозяйственного инструмента, чтобы следующая посевная была полностью на новом инструменте, как впрочем и сбор урожая.
— Также нормально сделайте трубы для туалетов, закопайте их в землю, чтобы о них не спотыкаться постоянно и наладьте нормальный полив с помощью этих же керамических труб по всем полям поместья.
Управляющий, стоявший рядом при первом историческом запуске мельницы тут же заверил, что все мои приказы будут обязательно выполнены.
— Тогда на этом всё, завтра меня ждёт столица, — вручил я ему остатки своей лепёшки и кубок, а сам отправился в дом, где кроме меня и слуг больше никого не осталось. Господа Исида и наложницы давно уехали в Фивы вместе с моими вещами, оставив только пять сундуков с одеждой для смены.
Пока меня мыли и приводили в порядок к ужину, я обратился к Хопи.
— Утром пусть центурионы подойдут к пристани, дам им последние инструкции, со мной отправишься только ты и твои две сотни, не думаю, что теперь мне что-то будет угрожать так сильно, с чем вы не справитесь.
— Да, мой царь, — поклонился он, — утром всё будет готово к отъезду.
Глава 9
Моё возвращение в столицу, впервые за всё время, что я тут находился, было обставлено очень пышно. Было такое чувство, что именно сейчас я победил в грандиозном сражении, уберёг Египет от нашествия кочевников и с триумфом возвращаюсь в столицу. Город был весь украшен цветами, тысячи празднично одетых людей встречали мою колесницу на улицах города и везде играла музыка. Мне на въезде предложили пересесть на богато украшенные носилки, но я отказался, оставшись на колеснице и сейчас пожинал плоды допущенной ошибки. Лошади пугались огромного скопления народа, нервно дёргались из стороны в сторону и мне больших усилий стоило удерживать их в заданном темпе шага. К счастью, чем ближе мы были к дворцу, тем меньше людей было на улице, так что лошади стали успокаиваться и вести себя спокойнее.
Ещё одним удивлением стало то, что встречали меня у входа в сад, все высшие сановники, вместе с Усерамоном, Рехмиром и даже Хатшепсут! Она в окружении жречества и чиновников, спокойно наблюдала, как я подъехал ближе и все вокруг, кроме неё опустились на колени.
Сойдя с колесницы, я первым делом обратился к ним.
— Разрешаю всем встать.
Тут же зашелестели одежды и большое количество знатных людей поднялись,
