и предполагал, проблема заключалась в подаче топлива. Я исправил неполадку, запустил двигатель, убедился, что он работает нормально, после чего заглушил, прикрутил кожух на место. Вытер о тряпку масляные руки, посмотрел на часы. Андрей отсутствовал уже около полутора часов. Я занервничал, нехорошее предчувствие змеей шевельнулось в груди: «Если не далеко, какого рожна так долго?».
Еще пять минут постоял у входа в ангар, вглядываясь поверх колышущегося разнотравья в малоэтажные армейские постройки, после чего отправился на поиски Андрея. Солнце стояло в зените и пекло нещадно. Я пересек поле, вышел на потрескавшуюся асфальтированную дорожку, которая вывела меня к бетонному забору с отвалившейся калиткой. За ограждением на обширной площадке из дорожных плит стоял длинный ряд брошенных заправщиков, изъеденных ржавчиной, пыльных, с битыми фарами, с выгоревшей краской. Словно брызги зеленой лужи, из-под спущенных баллонов выбивалась сочная трава. Удручающая атмосфера запустения и времястояния обволакивала, заключала в топкие объятия, словно трясина, через глаза проникала в голову, пускала корни, ввергая в апатию и оцепенение. Казалось, ноги прирастают к асфальту и если простою еще минуту, больше уже не сдвинусь, останусь ржаветь навечно с мертвыми бензовозами. Я вздрогнул и быстрым шагом пошел вдоль длинного ряда железного хлама, заглядывая в промежутки между машинами.
Взгляд задерживался на баках. Все они были открыты, где крышки висели на цепочках, где лежали сверху. Я прошел больше половины парка, когда в очередном промежутке между КрАЗами увидел распластавшегося Андрея. Рядом валялась опрокинутая канистра, от открытой горловины под машину тянулось темное сухое пятно. В воздухе висел едкий запах бензина.
Сердце мое учащенно забилось. От неожиданности и испуга я оцепенел. Несколько долгих секунд стоял истуканом и всматривался в Андрея, затем кинулся к нему. Из уголка его рта стекала слюна, лицо было бледным и спокойным, словно он спал. Ухватил его за руки и перетащил в тень заправщика. Стянул с себя футболку, свернул валиком и подсунул Андрею под голову. Я не знал, что делать дальше, растерялся, словно вдруг оказался на сцене в ярком свете сафитов перед притихшим залом.
Больше всего боялся, что он окажется мертвым. Встал на колени и наклонился ухом к его губам. Долго не мог услышать дыхания. Мешало биение собственного сердца. Наконец, почувствовал легкое, покойное движение воздуха, на щеке и, как будто услышал выдох. Ободренный признаком жизни, попытался привести Андрея в чувство: слегка похлопал по щекам, громко произнес.
- Андрей, ты меня слышишь?! Андре-е-ей, вставай!!
Реакции не последовало, но мне уже не было так страшно. Взял его безвольную руку, на запястье нащупал ниточку пульса. Сердце Андрея билось слабо, ровно. Просидев рядом, некоторое время, мне пришла в голову мысль: принести воды и облить его.
Едва я собрался идти к самолету, как Андрей вдруг повернул голову и открыл глаза. Открыл резко, посмотрел на меня. Он не блуждал мутным взором, осматриваясь по сторонам, а сразу на меня, словно ничего и не произошло, словно лежал в дреме и, едва заслышав шаги, открыл веки. Я чуть было сам не поверил в это, но слюнка в уголку его рта упрямо напоминала о случившемся. Андрей быстро встал, обтер рот и принялся отряхиваться.
- Солнце напекло, - пробурчал он, хотя я его ни о чем не спрашивал. - Или бензина надышался. Башка закружилась... Точно, надышался, - бормотал Андрей, затем посмотрел на часы. - Ты самолет починил?
- Да и уже проверил. Арбайтет гуд, - проговорил я и тут подумал, что Андрей должен был бы услышать работающий двигатель. Значит, отрубился, около получаса назад.
- Отлично. А у меня улов хреновый. Бензина в баках почти нет. Канистру нацедил…там, у забора оставил. Один осадок. Эту не жалко, - он посмотрел на опрокинутую емкость. - Может в Энгельсе повезет. Айда, Михалыч, пора поднимать птичку.
Мы вернулись в ангар, загрузили канистру и выкатились на взлетную полосу. Приятно было вновь оказаться в удобном кресле и ничего не делать. На этот раз оба мотора завелись синхронно и работали ровно. Андрей вырулил на взлетную полосу, разогнался, затем потянул штурвал на себя. Но сделал это раньше, чем самолет набрал необходимую скорость. Лашка оторвалась от земли, немного кивнула вперед, и с трудом стала набирать высоту. На пределе возможностей моторы натужно гудели.
- Как бы на наших летунов не нарваться, - сказал Андрей, все выше забираясь в небо.
- Думаю, на двух моторах уйдем.
Скоро Андрей выровнял горизонт. Счетчик высоты показывал две тысячи метров.
- Бери, Михалыч, штурвал, я сориентируюсь. Держись прежнего курса.
С превиликим удовольствием я выполнил указание. Тем временем Андрей поднял с пола сложенную карту, развернул ее, что-то бубнил себе под нос, вертел головой и явно не тяготился молчанием.
- Сколько до Энгельса? - поинтересовался я через десять минут.
- Километров семьсот.
- А-а-а, - протянул я и спросил, - у тебя там…, на стоянке был припадок?
Андрей отложил карту, сказал.
- Эта хрень началась в тюрьме, после того, как меня избили. Не знаю, по какому принципу она работает и что такое вообще. Сам понимаешь, обследоваться возможности не представилось, даже не знаю от чего и чем лечиться. - Андрей помолчал, затем произнес, - Не парься, Михалыч, это у меня случается редко, но, надо признать, неожиданно. Бамс и я в нокауте. Ты случаем не глумился, пока я того… зависал? - Андрей пристально посмотрел на меня. Я таращился на него, смекая услышанное.
- Нет! Что ты! - возмутился я, переполненный негодованием.
- Шучу я так, Михалыч, - Андрей засмеялся, - вон, там смотри, видишь фермеры.
Он пальцем указывал куда-то вниз.
- Немного опустись, глянем.
Я снизился, после чего выровнял машину. Под нами проплывали квадраты желтых, зеленых, коричневых полей. На краю пашни стояло несколько вытянутых сооружений. Оцинкованные крыши сборных домиков ярко блестели на солнце. Рядом стояло несколько машин сельскохозяйственной техники. По периметру полей угадывались вышки, а присмотревшись, рассмотрел и столбы с проволокой опоясывающие посевы. Я слышал о фермерских анклавах, говорили, что там селятся патриоты. Мужчины и женщины, пожелавшие по собственной воле остаться на земле и обрабатывать ее. В свои общины принимают только здоровых и крепких, не старше сорока лет. Слышал, у них свадьбы бывают и дети рождаются.
Были еще сектанты, которые тоже отказались лететь. Они осели, по большей части, в городах, вблизи анклавов, чтобы сподручнее завлекать заблудших.
- Наверное, где-то поблизости нефтяная скважина и заводик по
