а значит много всего интересного. Иветта встретит нас вечером в трактире «Золотой пес».
— Я думала, ее придется уговаривать на это, — я посмотрела на него внимательно, потому что странным в этой новости было буквально все.
— Я не оставил ей выбора, — Даниэль посмотрел на меня в ответ и перехватил поводья удобнее. — Руперту не понравилось бы, что мы будем говорить на нейтральной территории, но мне не хочется подъезжать ближе к столице. Да и вернуться стоит поскорее.
Он думал об оставленной доме Агате, униженной, слабой, фактически беспомощной, и в груди у меня снова разлилось незнакомое тепло.
— Значит, поедем в этого «Пса». Тебе виднее, Дэн.
— Спасибо, — он склонил голову то ли в шутливом, то ли во вполне настоящем небольшом поклоне. — Ты когда-нибудь видела море?
— О да! Мне очень хотелось на него посмотреть, — я улыбнулась скорее своим воспоминаниям, чем ему. — Оно меня поразило. Я хотела взглянуть, когда была в одной деревне проездом, а сама задержалась на целых четыре дня.
— Я тоже его люблю. Могу смотреть на него часами, — Даниэль не то улыбнулся в ответ, не то просто попытался скопировать мою улыбку. — Руперт равнодушен, но терпит мои чудачества. Приятно разделить с кем-то такие… предпочтения.
Я кивнула, отметив, что о своей семье он не вспоминает, будто их не было вовсе.
Родители, брат, сестра… Разделял ли кто-то из них его любовь к морю?
Был ли у него кто-то ближе Руперта?
Слуга, охранник, секретарь, учитель — складывалось впечатление, что этот человек заменил ему и отца, и мать, и нянек. Казалось, случись все чуть иначе, маркиз Лагард избавился бы для него от неудобного трупа с тем же рвением.
Раздумывая, стоит ли осторожно расспросить, я посмотрел на дорогу и почувствовала, что застываю в седле.
Навстречу нам двигался небольшой обоз. Двумя худыми и плохо ухоженными лошадьми управлял священник. Рядом с ним сидел второй — такой же мрачный в своих черных форменных одеждах, — а рядом плелись монахи. Их было не меньше десятка, все в одинаковых серых балахонах до пят.
Святые братья управляли, благонравные братья делали вид, что подчинялись.
Они просто ехали по своим делам, но процессия эта была настолько унылой, что мне показалось, будто даже задорное утреннее солнышко поблекло.
Церковники растянулись на всю ширину дороги, как если бы поставили себе целью создать как можно больше неудобств другим путникам.
— Давай пропустим, — предложил Даниэль негромко, когда мы почти поравнялись с ними, и направил своего коня к обочине.
Это было разумно и довольно естественно — посторониться, пропустить обоз. Быть может, даже пожелать доброго пути и попросить благословения.
Я кивнула, следуя за ним, но пальцы будто сами собой сжали поводья крепче.
Мне не было нужды вглядываться в лица святош — для меня они все были на одно лицо, — достаточно было самого их появления, чтобы разум отступил перед рефлексами.
Слишком сильно хлестнув лошадь, я направила ее вперед, прямо в высокую траву. Еще не посылая в галоп, но проносясь мимо обоза на такой скорости, что бедолага рисковала переломать ноги.
Я сама при этом рисковала сломать шею, но в ту минуту мне было все равно.
За свистом ветра в ушах я расслышала, как монахи возмущенно загалдели, не проявляя ни намека на положенное им смирение.
Лагард быстро выкрикнул в ответ нечто, отдаленно напоминающее извинения, и сорвался с места вслед за мной.
То, что для меня было просто сумасбродной выходкой, ему с гораздо большей вероятностью могло стоить жизни, и стараясь унять колотящееся сердце, я заставила себя остановиться, глядя за горизонт в ожидании его закономерных вопросов.
— Ты так сильно не любишь святую братию? — Даниэль наконец остановился рядом.
Он дышал немного неровно, но в голосе слышалось что-то, подозрительно похожее на веселую иронию.
— Они меня раздражают, — смотреть на него было стыдно, но все равно пришлось. — Всегда лезут не в свое дело. Хорошо хотя бы их Священные Суды сошли на нет. Сколько невинных людей они запытали до смерти или отправили на костры.
— И сколько одаренных, — он кивнул неожиданно серьезно, а потом тронул коня, без слов предлагая мне не задерживаться. — Его Величеству стоит отдать должное, он свел это на нет. Хотя и не изжил совсем.
Он произнес это так же непринуждённо, как преступное «Я ненавижу короля» немногим ранее, и я поймала себя на короткой нервной улыбке.
Церковники ничего мне не сделали, просто проехали мимо, но самого их появления оказалось достаточно, чтобы злость, беспомощность и страх вернулись.
Не желая показывать все это Лагарду, я снова посмотрела вдаль.
— Скажите, маркиза, — он немного помолчал, а после развернул своего коня, чтобы заглянуть мне в лицо. — Вы любите быструю езду?
Я едва заметно вздрогнула, но тут же приказала себе собраться, посмотреть на него в ответ.
— А вы, маркиз?
Поддержать эту полушутку было единственно верным решением, но Даниэль мои опасения, разумеется, понял правильно.
— Не беспокойся, Руперт отучил меня геройствовать. Если это станет сложно, я скажу.
Нестись вперед, лишь слегка контролируя лошадь, ловить встречный ветер губами и ни о чем не думать — о таком сейчас можно было только мечтать, а в словах Даниэля была своя истина.
— Тогда следую за вами, — я сделала приглашающий жест, оставляя за ним право выбрать скорость, и Даниэль отвесил мне еще один поклон, прежде чем послать коня вперед.
В седле он держался в самом деле превосходно.
По счастью на пути нам больше никто не встретился, и до города мы добрались даже быстрее, чем ожидалось.
После отчаянной скачки мне хотелось только вымыться и выпить хорошего вина, и Лагард снял для нас комнаты.
— Я думаю, мы сможем позволить себе задержаться на день. Ради моря.
Если бы не Агата, я готова была бы остаться хоть на неделю, и он это как никто понимал.
Дожидаясь, пока маркиз приведет себя в порядок, я мерила шагами просторную гостиную, то и дело проверяя ладонью, насколько высохли волосы, и старательно гнала от себя мысль о том, что начинаю испытывать к Даниэлю… благодарность?
Было ли это то самое слово?
Он не просто разделил со мной титул, способный при необходимости стать для меня пусть не самым надежным, но щитом.
Не просто предложил обеспеченную жизнь в красивом доме, в окружении надежных людей.
Прошлой ночью, без раздумий застрелив Роберта за то, что тот сделал, он как будто поселил во мне нечто новое, подозрительно похожее на мысль о том, что так может быть в принципе. Что можно довериться кому-то настолько, чтобы перестали быть
