ДР: По-моему, да. Почти все время.
ВД: А Мари? Она тоже играла?
ДР: Да. Только под конец ушла.
ВД: Под конец? Можешь рассказать, почему она не захотела больше играть?
ДР: Ей не нравились (неслышно) полоски и все такое. А мне нравились. Тогда она ушла. Ведь осталась без колечек. Никто не хотел рисовать колечки. Все хотели полоски. Такие (неслышно), как у меня. Тогда я сказал: тебе тоже нужно нарисовать полоски, а она: нет, я хочу колечки, а никто не хочет их рисовать. И ушла. Больше никто не захотел выходить. Жарко очень. Мы остались в доме. Играли в индейцев.
ВД: Ты видел, как Мари выходила?
ДР: Нет.
ВД: Совсем не видел?
ДР: Она просто ушла, и всё. Рассердилась, наверное.
ВД: Вы играли в индейцев, а она вышла во двор? Так?
ДР: Да.
ВД: Ты потом видел Мари?
ДР: Да. Видел.
ВД: Когда?
ДР: Позже, в окно.
ВД: Что ты видел в окно?
ДР: Я видел Мари. На педальной машинке. Ей почти никогда не доставалось покататься. Она завязла.
ВД: Завязла?
ДР: В песочнице.
ВД: Завязла на машинке в песочнице?
ДР: Да.
ВД: Ты сказал, что видел ее. Что она завязла. Что она сделала потом?
ДР: Стукнула.
ВД: Стукнула?
ДР: Машинку.
ВД: Она стукнула машинку. А еще что-нибудь делала?
ДР: Что-то сказала.
ВД: Что сказала?
ДР: Я не слышал.
ВД: Что было потом? После того как она стукнула и что-то сказала?
ДР: Потом пришел дядька.
ВД: Какой дядька?
ДР: Который пришел.
ВД: Где ты тогда стоял?
ДР: У окна.
ВД: Они были далеко?
ДР: Десять.
ВД: Десять?
ДР: Метров.
ВД: До Мари и дядьки?
ДР: (Неслышно.)
ВД: А ты знаешь, сколько это — десять метров?
ДР: Далеко.
ВД: Но точно не знаешь?
ДР: Нет.
ВД: Посмотри в окно, Давид. Видишь машину?
ДР: Да.
ВД: Было так же далеко?
ДР: Да.
ВД: Точно?
ДР: Да, столько.
ВД: Что случилось, когда пришел дядька?
ДР: Он просто пришел.
ВД: Что он сделал?
ДР: Помог Мари с машинкой.
ВД: Как именно помог?
ДР: Поднял ее из песка. Он сильный.
ВД: Кто-нибудь еще, кроме тебя, видел, как он поднимал машинку?
ДР: Нет. Там был только я. В прихожей.
ВД: Один ты? Других детей не было?
ДР: Нет.
ВД: И воспитательницы не было?
ДР: Нет. Только я.
ВД: Что он сделал потом?
ДР: Разговаривал с Мари.
ВД: Что делала Мари, когда они разговаривали?
ДР: Ничего. Просто разговаривала.
ВД: Как Мари была одета?
ДР: Также.
ВД: Также?
ДР: В чем пришла.
ВД: Как по-твоему, ты сможешь описать ее одежду? Как она выглядела?
ДР: Зеленая майка. Как у Хампуса.
ВД: С короткими рукавами?
ДР: Да.
ВД: А еще?
ДР: Красные туфли. Красивые. С железками.
ВД: С железками?
ДР: Ну, которые застегивают.
ВД: А брюки какие?
ДР: Не помню.
ВД: Может, длинные?
ДР: Нет. Не длинные. По-моему, короткие. Или юбка. Жарко ведь.
ВД: А дядька? Как он выглядел?
ДР: Большой. Сильный. Он вытащил машинку из песка.
ВД: Какая на нем была одежда?
ДР: Брюки, по-моему. Может, майка. И кепа.
ВД: Кепа? Что это такое?
ДР: Ну, ее на голове носят.
ВД: Кепка?
ДР: Да. Кепа.
ВД: Помнишь, как она выглядела?
ДР: Такие на бензоколонке продают.
ВД: А потом? Что они делали? Когда поговорили?
ДР: Потом они ушли.
ВД: Ушли? Куда?
ДР: К калитке. Дядька починил ту штуку.
ВД: Что он починил?
ДР: Ту штуку, закрывалку на калитке.
ВД: Шпингалет? Тот, что на самом верху и поднимается?
ДР: Да. Ее. Он починил.
ВД: А потом?
ДР: Потом они ушли.
ВД: В какую сторону?
ДР: Я не видел. Просто вышли за калитку.
ВД: Почему они ушли?
ДР: Нам нельзя. Выходить. Не разрешается.
ВД: Как они выглядели, когда уходили?
ДР: Не сердитыми.
ВД: Не сердитыми?
ДР: Немножко веселыми.
ВД: Выглядели веселыми, когда выходили?
ДР: Не сердились.
ВД: Ты долго их видел?
ДР: Недолго. За калиткой не видел.
ВД: Они за ней исчезли?
ДР: Да.
ВД: Что-нибудь еще?
ДР: (Неслышно.)
ВД: Давид? Ты просто молодец. У тебя отличная память. Можешь немножко посидеть один, пока я поговорю с другими дядями?
ДР: Могу.
ВД: Потом я приведу твоих маму с папой, они ждут внизу.
II (Одна неделя) Примерно наши дни
Фредрик успел на двухчасовой паром. Ярко-желтый с болотно-зеленым — цвета транспортной компании, — он курсировал между островами Окне и Арнё каждый час. Четыре-пять минут пути — символическая грань меж материком и островом, меж временем спешащим и временем, медлящим в ожидании. Четверть часа на машине из Стренгнеса, красный дом с белыми углами, он купил его за несколько месяцев до рождения Мари, когда писать дома стало невозможно. Тогда это была развалюха посреди джунглей. Поначалу они с Агнес проводили здесь каждое лето, превращая руины в дом, джунгли — в сад. Шесть лет назад он написал три книги, трилогию, которая хорошо продавалась и которую собирались переводить на немецкий; проведя финансово-экономический анализ, издательство решило, что трилогия может принести прибыль, окупить затраты на рекламу, шведские книги теперь все чаще появлялись на книжных полках в немецких гостиных.
