деньги и отцовский охотничий билет сторожу — одноглазому Игнату — и отправился на привычное место. Вокруг было много рыбаков. Каждый забрасывал по несколько удочек. Но клевало почему-то только у меня и притом только на одну удочку. Я не сразу сообразил, что закидывал ее именно в ту ямку, которую проковырял в конце зимы своим сапогом. Когда я собрался уходить и снова зашел к Игнату, он посмотрел на моих карасиков в садке и сказал:
— Зря я не записал тебя в число участников соревнования. С таким уловом ты был бы победителем.
Дудка
Он был Давид, а все его называли — Дудка.
Дудка был огненно-рыжий и конопатый. За лето Дудка сильно вытянулся. Как сказал бы мой отец, «верста коломенская». А мама сказала бы: «дядя подай горобчика». Она всегда так говорила про высоких людей. Правда, на «дядю» Дудка явно не тянул, потому что был всего лишь пятиклассником.
Я встретил его в средине августа и заметил, что он стал выше меня на целую голову. Дудке я обрадовался и тут же предложил пойти со мной на ночную рыбалку.
— А кого ловить будем? — спросил Дудка.
— Карпа на «военном» озере, — ответил я.
Он сразу согласился. Позже я не один раз пожалел о своем предложении, но сейчас был доволен. Дело в том, что у нас было два велосипеда: взрослый и «Орленок». Дудка уже явно дорос до взрослого. До «военного» озера от города было километров пять, на велосипедах мы добрались довольно быстро. «Военным» оно называлось потому, что стояло на балансе воинской части.
Как обычно, я зашел к знакомому сторожу Игнату, отдал охотничий билет отца, заплатил положенную за одну рыбалку сумму, не помню — то ли один, то ли три рубля, и спросил, на что клюет карп. Услышав, что на вареную кукурузу, довольно кивнул. Накануне, готовясь к рыбалке, я долго варил несколько початков, достигших молочно-восковой спелости. На вопрос Игната, где буду ловить, я махнул рукой в сторону противоположного берега:
— Там, где в прошлый раз.
Несколько дней назад я в одиночку провел целую ночь на озере. Поймал на червя всего несколько карасиков, но получил от сторожа ценную информацию, что карп сейчас хорошо клюет на кукурузу.
Мы переехали по плотине на другую сторону озера. По почти неприметной тропинке добрались до места, которое я стал считать «своим». Даже зола от костра была совсем свежей, как будто огонь только что погас. Здесь было два прогала в камышах: одно для заброса закидушек, а другое, с деревянным настилом среди камышей, для ловли удочкой. Мы прислонили велосипеды друг к другу, чтобы издалека было видно, что это место занято.
Времени до заката было еще много, и в первую очередь пошли собирать хворост. Его нужно было набрать довольно много, чтобы хватило на большую часть ночи. Я размотал две закидушки, нацепил на каждый крючок по паре ароматных зерен кукурузы и забросил так, чтобы запомнить то место, куда опустилась наживка. Затем я тщательно размял прикормку, состоящую из смеси черного хлеба и жмыха, и забросил ее к закидушкам и на место будущей ловли на удочку. Все эти приготовления я проделывал много раз, даже когда мы были на рыбалке с отцом, а уж теперь и подавно. Все это время Дудка терпеливо стоял в сторонке и почти не помогал даже в сборе хвороста. После этого я указал Дудке на правую закидушку:
— Это твоя. Будешь за ней следить и надевать насадку?
— Нет, я не могу, — ответил тот.
— Ну, ладно, — говорю, — следить буду я.
Теперь можно было, не торопясь, перекусить. Мы жевали наши бутерброды и посматривали на тонкие прутики, к которым была привязана леска закидушек.
— А как мы узнаем, если клюнет ночью? — спросил Дудка.
Вместо ответа я достал из рюкзака два колокольчика и привязал их к лескам.
Стемнело. Я разжег небольшой костер.
— Будешь следить за тем, чтобы огонь не погас, — сказал я Дудке.
Тот согласно кивнул, и я ушел проверять закидушки.
Полная луна только что взошла над невысоким холмом напротив озера, и стало хорошо видно все вокруг: домик сторожа, дамбу и сверкающе зеркало воды. Я аккуратно вытащил сначала одну закидушку и проверил насадку, а затем проделал то же самое со второй. Когда я вернулся к костру, он уже успел прогореть. Дудка мирно спал, свернувшись калачиком, спиной к огню. Ночи здесь были по-южному теплые, и обычного пиджака было достаточно, чтобы не замерзнуть.
Я решил его не будить, и сидел, глядя на оранжевые язычки пламени, и время от времени подбрасывал в огонь веточку-другую. Так прошло довольно много времени.
Вдруг зазвонил колокольчик. Этот звук заставил меня вскочить и броситься к воде. Едва я схватился за леску, как почувствовал упорное сопротивление добычи на другом конце лески. Это сейчас рыба в полкило не кажется мне большой. А тогда барахтающийся в траве зеркальный карпик показался пределом мечтаний. Я схватил его и отнес к костру.
— Посмотри, какой карп попался! — воскликнул я.
— А на какую закидушку? — первым делом деловито спросил, протирая глаза, Дудка.
Я ответил, что на правую.
— Значит, это моя рыбка! — заявил Дудка, отобрал у меня карпа и принялся скакать с ним вокруг костра.
Я был неприятно удивлен неожиданной прытью одноклассника, но ничего не сказал. А тот и не думал униматься. Он принялся дразнить меня, заявляя, что это только его закидушка такая счастливая, а я на свою ничего не смогу поймать. Кончилось тем, что я отобрал у Дудки карпа, заявив, что если его сейчас же не посадить в садок, то рыба к нашему возвращению домой просто протухнет. Дудка обиделся и снова отравился спать. А я сунул карпа в проволочный садок, и опустил садок в воду на деревянном настиле, где даже гвоздь для удобства был загнут. Затем привел в порядок закидушку, на которую клюнула рыба, надел кукурузу и снова закинул снасть. Спать не хотелось. Я молча смотрел на огонь. Постепенно досада на вздорное поведение Дудки прошла, и ко мне снова вернулось хорошее настроение.
Едва первые признаки бледной зари появились на горизонте, я размотал удочку и занял место на дощатом настиле. Рыба начала клевать, как только мой поплавок коснулся воды. Недаром говорят, что карп — рыба по преимуществу ночная. Одного за другим я поймал трех вполне приличных, по моим меркам, карпят. Конечно, они были меньше пойманного на закидушку, но, в общем, очень даже неплохими.
И тут случилось происшествие, которое заставило сердце
