а топорище на самой кромке. И оттягиваю щит противника на себя, словно гарпуном. В это время парень приходит в себя и наносит удар мне в ногу, так что приходится вновь уходить вправо, не переставая тянуть щит на себя.
Резко переставая тянуть клевец на себя, бью головкой топора, словно кием, метя в лицо противника.
Удар парню прилетает в губы, разбивая их в кровь и кроша зубы. Хорошо удар прошел.
А вокруг раздается улюлюканье, как горестное, так и довольное.
Все, он поплыл и щит и топор уже не так сжимает, открывая брешь. Будь он покрепче или поопытней, бой бы продолжился, а сейчас завершающие штрихи.
Полшага назад, разворот влево на полкорпуса и удар, откидывающий его щит в сторону. А лезвие топора оставляет на его животе кровавый росчерк — и подсечка. Противник валится на землю, всплескивая руками, подскок — и я, разворачивая клевец, бью щекой топора по рту, кроша остатки зубов. И оглядываюсь, народ поутих в ожидании окончания кровавой расправы.
К моим друзьям присоединились соседи по столу, поглаживают рукоятки топоров и ножей, висящих на поясах. Да и по виду становится понятно, ежели начнется буча, они готовы вписаться за меня. Я оценил это и запомнил, такое хорошее отношение не стоит оставлять без награды, даже если она чисто номинальная.
Чуть в стороне в окружении дружков моего противника и других людей с неревского конца стоит солидный мужчина в богатых одеждах, его глаза сужены, а зубы крепко сжаты, как, впрочем, и кулаки. А вот и папаша сопляка.
Я вновь перевел взгляд на поверженного противника, который силится подняться, но у него не получается. Его рубаха начинает пропитываться кровью, а скрюченные пальцы скребут по земле.
И что же мне с ним делать? Оставить в живых или убить? Да, между мной и его отцом теперь кровь, но он пока жив и, скорей всего, выживет, не смертельные раны. А ведь в Новгороде Димитр останется и часть людей, не смогу я все время рядом быть. Понятно, что пакости будут строить, но одно дело за мертвого сына мстить, а другое — просто за побитого. Уровень ответки разный, мне так кажется. Понятно, что сам паренек не успокоится, но много ли он сможет без поддержки отца, да и после такого, что-то я сомневаюсь.
И когда я почти принял решение оставить щенка в живых, в голове промелькнула мысль: «Нельзя оставлять врагов за спиной». Она была сдобрена горечью и решительностью. Да и появилась неожиданно, словно рык опасного хищника, находящегося в бешенстве.
А следом пришло: а это точно моя мысль?
Впрочем, какая разница, действительно не стоит оставлять врага, если пакости будут, то какая разница? А от папаши его отобьемся.
И как только я сделал шаг вперед, занося топор для окончательного удара, почувствовал спиной, как зашевелилась толпа.
— Хватит, — раздался за моей спиной рев, а после куда тише голос добавил: — Побаловали, и будя!
Я узнал этот голос, и, когда обернулся, чуть впереди стоял Добрыня, у которого руки были на поясе. Он внимательно смотрел на меня. Переборов себя, я опустил топор, а после ему кивнул.
Не судьба, видать, а дразнить и злить Добрыню мне не хотелось. Уж очень разные у нас категории.
Он отвернулся и направился за княжеский стол.
Раз меня лишили возможности поставить точку в жизни этого недоумка, то законных трофеев меня никто не имеет права лишить.
Убрав свой клевец в петлю на поясе, я нагнулся к Всеславу и принялся стягивать с него перстни, и воинский пояс, что был из крепкой кожи, расшитый серебром. Да, про его топор я не забыл, все в хозяйстве пригодится.
А после направился обратно, продолжать пиршество в окружении друзей и соседей по столу. Один Димитр остался, надрывая горло и споря о размере выигранного им в честном споре. Как только я отошел, к телу Всеслава бегом направился его отец с ближниками и, подняв, его уволокли с подворья.
Разместившись за столом, парни наполнили кубки и начали кричать мне здравницы и комментировать бой. Пригубив вина, я лишь кивал, а сам тем временем крутил доставшиеся мне перстни. И размышлял, отчего же вмешался Добрыня, спасая жизнь этому щеглу. Он не хотел пролития именно его крови, ну тут сомнения, плевать ему на него. А вот на его папеньку уже нет, все же какая-никакая, а фигура в Новгороде, к тому же отношения здесь запутанные. Каждый конец против другого плетет интриги, да и в самих концах я уверен, уличане друг другу приветы передают. А вот уж если обидит их пришлый или кто с другого конца, то и объединиться могут. То есть в городе существует шаткое равновесие между внутренними силами и «политическими» группировками. И, соответственно, папка щегла сейчас ой как должен лично Добрыне, а то и самому князю, и в случае чего тот может достать этот козырь, когда нужно. И сказать, а ты помнишь, я твоего щегла от смерти спас, а сейчас мне надо это, и все, тому деваться некуда, придется отрабатывать. Небось, и лекаря пришлет, о здоровье Всеслава побеспокоится, а потом и разговор сразу состоится. Железо нужно ковать, пока горячо, и заодно поставить перед фактом долга. Люди умные разберутся, другие у власти долго не держатся. А Владимир и Добрыня, по истории моего мира, продержались долго. Владимир, по факту, всю территорию от моря до моря под себя подмял, а как по-другому?
Так у Владимира-то всего два варианта. Или всех под пень загнать, или самому под него залезть. Ладно, то дела княжеские, и в их игрища мне явно лезть не стоит, можно и самому голову сложить. У меня своих забот полон рот. Нужны деньги, нужны люди, и нужно создавать себе имя. Хотя, можно сказать, я уже начал это делать.
Из перстней я выбрал один с зеленым камнем. Изумруд, что ли? А черт его знает, я в них не разбираюсь. Перстень был золотым, а внутри по ободку виднелась надпись «Niemand als du», и что она значила, я так и не понял. Буквы латинского алфавита вроде. Но я такого не разумею, надо будет у кого-нить спросить, что ли, потом.
Подбросив оставшиеся кольца в руке, я огляделся вокруг. Пока я думал, вернулся Димитр и задумчиво ковырялся в куске рыбы. А Гостивит и Дален наполняли себе в очередной раз чарки хмельным медом.
— Держите, это вам, — и я выложил кольца перед моими сегодняшними
