подлинно теоретические операции; только они составляют то, что можно назвать началом философской мысли. Этот тип мышления сформировался в результате длительной биологической истории; на уровне индивида он использует репрезентативные инструменты, которые изначально применялись для обеспечения выживания. Когнитивные процессы явно имеют интересные биоисторические корни в пространственном восприятии и планировании физических действий.
Какую именно функцию может выполнять для биологической системы внутренняя симуляция возможного мира? Какая собственно биологическая функция может заключаться в том, чтобы сделать несуществующие миры объектом ментальных операций? Селективное преимущество может быть достигнуто, вероятно, только в том случае, если системе удается выделить подмножество биологически реалистичных миров из бесконечности возможных миров. Она должна обладать общей эвристикой, которая сжимает необъятное логическое пространство до двух основных классов "предполагаемых реальностей", то есть тех миров, которые каузально способствуют и релевантны процессу отбора. Первый класс должен состоять из всех желательных миров, то есть всех тех миров, в которых система имеет оптимальные внешние условия, много потомков и высокий социальный статус. Эти миры представляют собой интересные симулянты, когда речь идет о ментальном планировании будущего. С другой стороны, все те возможные и вероятные миры являются интересными симулякрами, в которых система и ее потомство погибли или иным образом были затруднены в репродуктивном успехе. Эти миры предназначены для симулянтов, когда они мысленно оценивают риск определенных моделей поведения.
Следовательно, если предполагается, что сознательные ментальные симуляции являются успешными инструментами, должна существовать возможность приписывания различных вероятностей различным внутренне сгенерированным макросимуляциям. Назовем такие глобальные симулятивные макроструктуры "возможными феноменальными мирами". Возможный феноменальный мир - это мир, который может быть осознанно пережит. Оценка вероятностей заключается в измерении расстояния от возможных миров до реального мира. Поэтому ментальная оценка вероятностей может состоять только в измерении расстояния между ментальным макросимулякром, который только что был активирован, и уже существующим ментальным макрорепрезентантом. Учитывая, что этот процесс был инициирован сознательно и, следовательно, происходит осознанно, возможный феноменальный мир должен быть сопоставлен с моделью мира реального - мир, который мог бы быть "тем" миром, с миром, который является "тем" миром. Это означает, что во многих когнитивных операциях сложные состояния внутренней системы должны быть сопоставлены друг с другом. Для этого должна быть доступна внутренняя метрика, с помощью которой можно проводить такое сравнение. Репрезентационистский анализ нейронных сетей с позиции третьего лица уже предоставил нам точный набор концептуальных инструментов для достижения этой цели: в коннекционистской системе можно представить внутренние состояния как наборы субсимволов или как векторы активации. Сходство двух векторов активации может быть математически точно описано, например, углом, который они образуют в векторном пространстве (см., например, P. M. Churchland 1989; Helm 1991). Интерналистские критерии идентичности содержания (а феноменальное содержание является внутренним в том смысле, что оно локально супервизируется) могут быть получены из относительных расстояний между точками прототипа в пространстве состояний (P. M. Churchland 1998). Не останавливаясь на этих технических вопросах, я хочу подчеркнуть, что адаптивная ценность обладания функцией оценки расстояния между двумя моделями мира может сыграть решающую объяснительную роль в ответе на вопрос, почему вообще существует нечто вроде феноменального сознания.
В ходе работы над этой книгой я предлагаю ряд более или менее спекулятивных гипотез о возможных адаптивных функциях сознательного опыта. Вот первая из них. Я называю эту гипотезу "гипотезой нулевого мира". Что именно она утверждает? Должна существовать глобальная репрезентативная среда, в которой могла бы происходить только что упомянутая ментальная оценка вероятностей. Для этого должен быть создан всеобъемлющий контекст, образующий фон, на котором можно анализировать расстояние между различными моделями мира и искать, оценивать и сравнивать возможные пути из одного мира в другой. Этот контекст, как я утверждаю, может быть создан только глобализованной версией феноменального варианта ментальной репрезентации; чтобы быть биологически адаптивным (в самом простом случае, когда сравниваются только две интегрированные макроструктуры), одна из обеих моделей мира должна быть определена как актуальная для системы. Одна из обеих симуляций должна быть представлена как реальный мир, причем таким образом, чтобы функционально не трансцендировать саму систему. Одна из обеих моделей должна стать индексированной в качестве эталонной модели, будучи внутренне определенной как реальная, то есть как данная, а не как сконструированная. И легко понять, почему.
Симуляция может быть успешной только в том случае, если она не уводит систему в параллельные миры грез, а позволяет ей одновременно генерировать достаточно точное представление реального мира, которое может служить репрезентативным якорем и оценочным контекстом для содержания этой симуляции. Для достижения этой цели необходимо разработать функциональный механизм, который обеспечит, чтобы текущая активная модель реального мира также в будущем постоянно распознавалась как таковая. Этот механизм стал бы функциональной основой для загадочного феноменального качества присутствия. Без такого механизма на уровне субъективного опыта было бы невозможно провести различие между сном и явью, между планом и текущей ситуацией. Только при наличии такой основы на третьем этапе станет возможным оценить феноменальные симуляции и сделать результат доступным для будущего планирования действий. Другими словами, генерируя подходящее и дальнейшее состояние внутренней системы, необходимо создать метарепрезентатум более высокого порядка, который снова мысленно отображает "вероятностное расстояние" между симулятумом и репрезентатумом (это то, что, например, с позиции третьего лица в вычислительной нейронауке может быть описано как угол между двумя векторами активации), тем самым делая его глобально доступным. Два наиболее фундаментальных феноменологических ограничения любой концепции сознания - это глобальность и присутствие (см. главу 3), требование, чтобы существовало непередаваемое присутствие мира. Я предполагаю, что этот вид феноменального содержания - реальность, достоверно изображаемая как актуальная реальность, - должен был развиться, поскольку он является центральным (возможно, главным) необходимым условием для развития планирования будущего, памяти, гибких и разумных поведенческих реакций, а также для подлинно когнитивной деятельности, например, для мысленного формирования концептоподобных структур. Все эти способности к обработке информации объединяет то, что их результаты могут быть успешно оценены только на твердом фоне, который надежно функционирует в качестве эталонной модели. Если то, что я представил здесь в качестве гипотезы нулевого мира для функции сознательного опыта, указывает в правильном направлении, то мы сразу же подходим к другому очень интересному вопросу: Как именно возможно, чтобы содержание феноменальной репрезентации - в отличие от содержания феноменальной симуляции - было изображено как присутствующее?
2.4 От ментального к феноменальному представлению: Qualia
Возможно, наиболее фундаментальная эпистемическая задача при формировании репрезентационистской теории феноменального опыта состоит в том, чтобы сначала выделить наиболее простые элементы в целевой области. Необходимо задаться такими вопросами, как: Каковы, прежде всего, наиболее простые формы феноменального содержания? Существует ли что-то вроде "феноменальных примитивов"? Существуют ли атомы субъективного опыта, элементарные содержания сознания,
