вечера. Колониальные власти признали, что получающейся еды никак не могло хватать для полноценного пропитания. Когда Иоганн Мориц своими глазами увидел, что сахарная монокультура в Пернамбуку представляет для рабов угрозу недоедания и даже голода, он велел владельцам сахарных поместий высадить по двести кустов кассавы в расчете на раба, что, впрочем, не принесло значительных результатов54. На Французских Антильских островах Кольбер пытался улучшить условия питания, включив в свой «Черный кодекс» (1685) статью о полной ответственности хозяев за содержание своих рабов. Но это, опять же, почти не оказало положительного эффекта. По словам Жана-Батиста Лаба, монаха-доминиканца, в сезон помола у рабов едва хватало времени, чтобы поесть, не говоря уже о том, чтобы сажать растения55. Он знал это, поскольку был не только священником, но и сахарным плантатором, инженером и экспертом в вопросах, связанных с Карибскими островами в XVII веке. Отвратительные условия труда на карибских сахарных островах не были тайной для Европы и даже вызывали некоторую озабоченность. В следственном отчете об условиях жизни рабов, направленном в 1737 году в британский парламент, делался вывод о том, что их питание оставляло желать лучшего и было причиной сократившейся доходности в сахарных колониях56.
Плохие стандарты питания, а точнее говоря, самое что ни на есть недоедание, увеличили восприимчивость рабов к ряду заболеваний, включая бери-бери, представляющее особую опасность для рабынь в период беременности. Смертность резко возрастала каждый год в августе – этот месяц был известен как «месяц голода», поскольку урожаев с участков, на которых выращивались продовольственные культуры, в это время было совершенно недостаточно. Зубы эксгумированных скелетов свидетельствуют об этом периоде голода и следующей за ним голодной смерти, вызванной рационом из зерновых и мелассы с очень небольшим количеством мяса57. Рабам приходилось есть крыс, ящериц и змей, истребляемых по приказу плантаторов. Отец Лаба, содрогавшийся от омерзения при мысли о поедании этих животных, пишет о том, как устанавливал в тростниковых полях ловушки, предотвращая появление этих вездесущих вредителей, которые плодились с угрожающей скоростью и нападали на рубщиков тростника. А чтобы рабы не вздумали ловить животных и продавать их, он давал денежное вознаграждение за каждую крысу, которую специально назначенные работники находили в ловушках. Между прочим, воспоминания Жана-Батиста Лаба – лишь одно из многих свидетельств того, что среди рабов существовала монетарная экономика58.
Рабам часто удавалось создать свою экономику производства продуктов питания, чтобы справиться с недоеданием, на которое их обрекали плантаторы. Возможно, маниока и плантаны (райские бананы) были единственной едой, которой рабов кормили плантаторы, как отмечал Джон Габриэль Стедман, шотландский офицер голландского происхождения, посетивший Суринам в 1770-х годах59. Впрочем, африканским рабам удавалось выращивать ямс, сорго, прос, рис и арахис. Они превращали маленькие дворы вокруг своих хижин в огороды, держали домашнюю птицу, а иногда даже коз и свиней. Если им улыбалась удача – как тем рабам, что трудились в поместьях неподалеку от побережья Барбадоса, – они могли поймать несколько крабов или наловить рыбы60. Как именно африканские рабы провезли в Америку семена и злаки, остается для нас тайной; возможно, они пронесли семена, включая рис, на борт тайком, в волосах, или сумели собрать растительный материал, от которого избавлялись рабовладельцы, отплывавшие на своих кораблях из карибских портов61. В любом случае, благодаря знакомству с овощами и фруктами, рабы по крайней мере получали какие-то витамины, – которые, кстати, часто отсутствовали в рационе плантаторов, поскольку те даже не догадывались об их необходимости62. Постепенно возникла креольская кухня, основанная на овощах и растительном масле, и ее блюда проникли даже в дома плантаторов; кроме того, без опыта рабов европейцы, возможно, даже не смогли бы выжить в своих сахарных колониях.
И хотя времени, отпущенного на то, чтобы рабы могли позаботиться о своем пропитании, совершенно не хватало, они умудрялись успешно выращивать и впоследствии даже продавать еду. В течение XVIII века американские плантаторы часто признавали имущественные права рабов на возделываемые ими придомовые участки, и даже позволяли завещать их друзьям или родственникам. В любое время, свободное от работы в своих собственных дворах, они могли выполнять дополнительную работу на плантациях, скажем, собирать дрова или плести веревки. Они также могли заработать денег, научившись плести корзины или изготавливать гончарные изделия63. Так на карибских островах зародилась городская рыночная экономика, позволяющая женщинам, сбежавшим с плантации, зарабатывать на жизнь, и при этом не попасть обратно в руки хозяев64.
Если рабам, родившимся в Вест-Индии, выживать было трудно, то среди новоприбывших африканцев смертность была поистине катастрофической. По словам преподобного Роберта Робертсона, который в начале XIX века пребывал на острове Невис, примерно две пятых от общего числа порабощенных африканцев умерли в течение первого года работ на плантации. Многие прибывали на остров, уже находясь в ужасном состоянии. Например, Стедман собственными глазами видел, что у рабов, привезенных на побережье Суринама, кожа буквально свисала с костей65. Искалеченные еще до прибытия, в условиях жизни на плантации многие рабы кончали с собой. Англичанин Ричард Лигон, изгнанный роялист, живший на Барбадосе в середине XVII века, казалось, приходил в смущение от того, что рабов совершенно не волновала их собственная жизнь. Он вспоминал, что многие совершили самоубийство, чтобы избавить себя от ужасной судьбы и вернуть свои души в землю предков66. Вот что писал ямайский плантатор Уильям Бекфорд в конце XVIII века: «Одни отваживаются, невзирая на страх, броситься в кипящий котел, другие прибивают себя к дверям и деревьям, иные ныряют в стремительные речные потоки, а некоторые оканчивают свое безвыходное существование при помощи ножа»67. Стедман, современник Бекфорда, сообщает о столь же ужасающих событиях в Суринаме, где рабы прыгали к кипящие котлы с сахаром, чтобы освободиться от жестоких хозяев, испытывая мрачное удовольствие от осознания того, что их мучители понесут финансовые убытки68.
Но всепроникающая нищета, садизм надзирателей, постоянный голод и необычайно долгие рабочие дни встречали сопротивление. Рабы боролись с практикой хозяев давать им имена по названию плантации: друг друга они называли своими африканскими именами. Кроме того, они сохраняли и поддерживали свои погребальные обычаи, свое пение, свои танцы, свою медицину, готовили свою еду, традицию отнятия ребенка от груди и свои религиозные верования. Межафриканский синкретизм возник на фоне общего опыта отрыва от Африки, сопротивления расизму и капиталистической эксплуатации69. Женщины оберегали автономию над своими телами, прибегая к абортивным средствам, лишь бы их дети не рождались в рабстве; случалось такое и после того, как женщин насиловали надсмотрщики70.
Сопротивление не ограничивалось психической, культурной и телесной
