привезти ему какой-нибудь сувенир, в дополнение к трем взрослым поцелуям: он много сделал для нее и еще сделает.
Раздался звонок.
Это Буров-старший. Снова будет ее отговаривать?
– Доброе утро, Григорий Валентинович, – сказала она, приготовившись дать мягкий отпор заботливому заказчику.
Он поздоровался в ответ, и она не узнала его голос. Из голоса ушла жизнь, оставив пустую звуковую оболочку.
– Убили Ваню, – тихо сказал он. – На парковке аэропорта.
И – замолчал.
Монстры вгрызлись в живот, и Ника согнулась, слыша черную тишину в трубке.
– Его и охранника, – продолжил он после паузы. – Сейчас там работают следователи. Фотографии есть в Интернете, не советую их смотреть, но вы все равно ведь посмотрите.
Ника молчала.
«Приезжай в Эмираты, когда все закончится. Я буду тебя ждать». Это были последние слова Вани Бурова, которые она услышала. Хорошие слова. А она, сволочь такая, использовала его, давая доступ к телу, и знала, что будет в конце. Расставание. Боль.
Оказалось, что в конце – смерть.
Смерть оглушает вечностью отсутствия, необратимостью исчезновения, и ты не можешь представить, что сегодня нет того, кто еще вчера был. И завтра его не будет. И послезавтра.
– Кто это, Вероника? – сказал Буров. – Кому это было нужно? У меня много врагов, но Ваня-то здесь причем? Возможно, у него были проблемы, о которых он мне не говорил.
– Горшков?
– Зачем? Не вижу мотива.
– Я найду того, кто это сделал, – продолжил Буров после паузы, другим голосом, из того прошлого, когда трава была зеленее, а крови на ней было больше. – Обещаю.
– У вас все в порядке? – спросил он у Ники. – Как добрались? Как встретили?
– Все хорошо, спасибо.
– Не передумали идти к Горшку?
– Нет.
– Передавайте ему от меня привет. Скоро начнем собирать камни. Если это он, пусть прячется в самую глубокую нору, но и там я его достану.
Это было сказано голосом из прошлого.
Закончив разговор, Ника вернулась к завтраку. Аппетита не было. Машинально сделав глоток горького кофе, она открыла онлайн переводчик и набрала текст: «Иван Буров убит в Стамбуле». Перевела на турецкий и вставила в строку поиска.
Результаты не заставили себя ждать.
Окровавленные тела у черной бронированной машины. Красные ленты. Смерть, остановившая жизнь. Гипотезы журналистов о том, кто убил Бурова и за что.
«Я буду тебя ждать».
Прости, Ваня. Мне не надо сейчас плакать, перед встречей с Горшковым, но слезы не спрашивают разрешения, сами катятся из глаз.
Я вытираю их. Я больше не плачу. Я вообще редко плачу, я ведь сильная женщина, а сильные не должны быть слабыми.
Мне нужно идти. Нужно сделать то, ради чего я здесь.
Валерий сидит на стуле на террасе.
Рад он видеть меня после вчерашнего? Не уверена. Он не знает, что делать – улыбаться или нет. Я вторглась в его жизнь – как до этого в жизни многих людей – поставила ее с ног на голову и вот-вот снова уйду из нее, бросив его в таком состоянии – живи дальше как можешь.
– Доброе утро, – говорю ему без улыбки.
Он принимает это на свой счет. Зачатки дружеского гаснут, так и не пробившись наружу.
– Доброе утро. – Он тоже не улыбается.
Он наговорил вчера лишнего, там, в хозяйской спальне, плохо контролируя себя, и теперь ему некомфортно из-за этого. Если бы он промолчал, она сказала бы, что обвинит его в изнасиловании. Он попался. Сначала он поймал ее, потом она – его. Влажная древняя ловушка. Полый слизистый орган, в котором нет ничего привлекательного, по правде говоря.
– Я прогуляюсь, – сказала она. – Подышу свежим воздухом. Посмотрю на дом Месси.
Они не знают, зачем она здесь, она просила Бурова не посвящать их в ее планы.
– Пойти с вами? – спросил Валерий, явно надеясь, что она откажется. – В целях безопасности.
– Спасибо, не надо.
Она огляделась по сторонам. При свете утреннего испанского солнца территория дома выглядела как картинка из рекламы элитной недвижимости: травинка к травинке, цветочек к цветочку, кристально чистая бирюза воды в бассейне, кристально чистое небо. Счастье не купишь за деньги, но картинку счастья – можно.
Нажав кнопку, она вышла на улицу.
Бум.
С глухим металлическим звуком закрылась за спиной стальная дверь в высокой каменной ограде.
Назад пути нет. Только вперед.
Сверившись с картой, она пошла вверх по солнечной улочке, мимо пальм, сосен, кипарисов и частных владений. Где-то там, слева внизу, море, но его отсюда не видно.
– Hola28! – Седой испанец приветливо махнул ей рукой с крыльца дома.
– Hola! – ответила она.
Испанец улыбался.
Здесь люди не прячутся друг от друга за двухметровыми крепостными стенами. Такие стены и черные бронированные автомобили не вписываются в местный пейзаж. Вдоль дороги стоят другие машины, простенькие, экономичные, аутентичные. Не черные. Не бронированные. Они здесь свои, греются себе на солнышке, ждут хозяев.
Вот и дом Горшкова.
Каменная стена еще выше, чем у Бурова. Отбрасывая тень на дорогу, она дает понять, что с ней лучше не связываться. С ней и с ее хозяином.
В стену врезана серая дверь. Возможно, бронированная – так она выглядит. Как дверь сейфа. Горшков живет в сейфе, но все равно тревожится за свою жизнь, так как знает: если захотят убить, то убьют.
Познакомимся, господин Горшков?
Мне не страшно, а вам?
Она нажала на кнопку звонка.
Где-то раздался сигнал, но здесь его не было слышно. Она знала, что ее пристально рассматривают в объектив видеокамеры.
– Вам кого? – послышался голос из динамика.
– Я к Василию Андреевичу. Вероника Корнева. Меня не ждут, но, думаю, Василий Андреевич захочет со мной встретиться. Это в его интересах. Передайте ему.
Динамик замолчал.
Несколько минут было тихо, а затем с внутренней стороны лязгнул засов и дверь сейфа открылась.
На нее хмуро глядел верзила бандитского вида, почти наголо стриженый, в белой рубашке и темных брюках. Чуть поодаль стоял второй. Добро пожаловать в девяностые.
– Заходите, – сказал он. – Без резких движений.
Она вошла.
Проверив ее с помощью металлоискателей и детектора жучков, он напоследок заглянул в сумочку.
– Выключите телефон, – сказал он.
Она выключила.
– Будете ощупывать? – спросила она.
– А хотите?
– Конечно.
– Тогда буду.
Окинув ее взглядом с ног до головы: тонкие бежевые брюки, белая блузка, дерзкая усмешка на красивых губах, усмешка в глазах, – он не решился на контактный досмотр, хотя соблазн был велик, как она видела.
– Идите к дому, – мрачно сказал он. – Плавно и медленно.
Она пошла. Пропустив ее вперед, он пошел следом.
Второй охранник двигался к дому по соседней дорожке.
На террасе дежурил третий. Сколько их тут? Целая армия.
Дом Горшкова был под стать стене: трехэтажный дом-замок с зубчатой башней, облицованный декоративными каменными плитами неправильных форм. Большая часть окон была закрыта рольставнями в цвет фасада.
Вошли внутрь. Здесь работали кондиционеры, было холодно, теплое утреннее солнце осталось снаружи – и с каждым шагом все сильнее болел живот и все громче рычали демоны.
Поднялись втроем на лифте на третий этаж, в башню.
Охранник постучал в дверь.
– Да, – послышалось из-за двери.
Вошли в комнату.
– Василий Андреевич, нам остаться? – спросил верзила.
Спиной к окну, у полукругой стены башни, сунув руки в карманы, стоял Горшков.
– Побудьте с той стороны, – сказал он охранникам.
Охранники вышли.
Пару секунд было тихо. Ника слышала лишь собственное дыхание. С улицы не доносилось ни звука. Вдалеке синело море. Наконец-то она увидела море, из башни замка, – возможно, в последний раз в жизни.
– Здравствуйте, Вероника, – сказал наконец Горшков. – Неожиданный, честно говоря, визит. С чем пожаловали?
У него был спокойный сухой голос. Он прекрасно владел собой и не производил впечатление человека, которого застали врасплох.
Она не видела его лица, свет падал сзади, лицо оставалось в тени.
Человек без лица неподвижно стоял у окна.
– Здравствуйте, – сказала она. – С вопросами и предложениями. Для конструктивного диалога.
– Какими вопросами? С фантазиями на тему о том, что кто-то ворует деньги в «Истанбул Иншаат»?
– С фантазиями о том, как вы
