на него глаза. — Думаю, у нее были свои желания, свои секреты. Как и у меня.
Я смочила губы, затем потянулась к нему, проводя рукой по его груди. «Секреты?»
Его глаза мрачно блеснули, когда он кивнул, и он понизил голос, когда заговорил, хотя на расстоянии миль вокруг были только мы двое и Тайсон. — Я никогда не хотел такой жизни, куколка. В глубине души мне всегда чего-то не хватало. Моя маска была приварена к моей коже так плотно, что даже я забыл об этом на какое-то время.
«Что было дальше?» я написала, схватив триммер и начав брить его бороду.
— Это было как раз то время, когда все превратилось из дерьма в чертову катастрофу. Отец Слоан узнал о ее романе с Ромеро и решил, что ей лучше умереть, чем оказаться в руках своего врага. Поэтому он попытался убить ее — почти, блядь, убил — но мы подоспели вовремя.
«Мы?» спросила я.
— Я и Рокко Ромеро, ее похититель, возлюбленный. А теперь ее гребаный муж. Но я не был свидетелем всего этого. Когда я узнал правду, я ушел.
«Какую правду?»
— Что вся моя жизнь была грязной гребаной ложью, — прорычал он так яростно, что я на мгновение отпрянула.
Он протянул руку, положив ее на мое колено, словно не хотел, чтобы я убегала, но я и не собиралась. Не в этот раз. Его гнев был таким же острым, как и мой собственный. Гнев смотрел на меня из его глаз, как ствол высококалиберного пистолета. И я хотела увидеть, что произойдет, когда кто-то нажмет на курок.
— Отец Слоан забрал меня еще мальчишкой, наплел мне какую-то чушь про то, что я сирота, которого он пожалел. Но к черту его. Оказалось, что я был не просто ребенком. Я был Анджело Ромеро. Братом Рокко, Фрэнки, Энцо. Всю свою жизнь я был настроен против своей собственной плоти и крови. Человек, которого я считал отцом, уважал, любил, хладнокровно убил мать Ромеро — мою мать — украл меня и вырастил как своего собственного в каком-то извращенном плане мести моему настоящему отцу. Мартелло Ромеро, — его плечи дрожали, и я взяла его за подбородок, когда опустила триммер, заставляя его посмотреть на меня. Его взгляд впился в мой собственный, и я почувствовала всю ту пытку, через которую он прошел. Она была совершенно иного рода, чем моя, но все равно была такой же чистой и настоящей, как и та, что влечет за собой кровь.
Он вздохнул, прервав мой взгляд. — В общем, вот что я здесь делаю, куколка. Я пытаюсь оставить все это позади. Пытаюсь помешать братьям Ромеро найти меня.
«Почему?» я написала на его груди, слово почти сорвалось с моих губ от того, как сильно я хотела спросить об этом. У него была семья, которая искала его, разве он не хотел быть частью этого? Если бы я знала, что меня ищет семья, я бы бросилась к ней с распростертыми объятиями. Я слишком часто задавалась вопросом, как выглядят мои мать и отец, есть ли у меня братья и сестры… скучают ли они по мне.
— Они были моими врагами с тех пор, как я себя помню. Я убил членов их семьи, Уинтер. Я пролил кровь своего собственного народа. Я был оружием Джузеппе Калабрези, и, зная правду, ничего из этого не вернуть. Все, что это значит, это то, что я точно знаю, что я натворил. И теперь мне придется жить с этим.
Мое сердце разбилось из-за него.
«Ты не знал».
— Это не имеет значения, Уинтер. Для меня больше нет жизни в Синнер-Бэй. Я не знаю, кто я. Я не Калабрези и никогда не смогу стать Ромеро. И неважно, приняли бы меня в свои объятия мои настоящие братья, потому что я никогда не смогу посмотреть им в глаза, зная, какую боль я заронил в их сердца. Я поднялся на эту гору не для того, чтобы спрятаться, я пришел сюда, чтобы стать потерянным. Потому что я такой и есть, куколка, во всех смыслах этого слова. И я не планирую, чтобы меня нашли.
«Я нашла тебя», написала я, улыбка дернулась в уголке моего рта.
Он негромко рассмеялся. — Почти уверен, что моя шавка вынюхала тебя.
Я невинно покачала головой, откинувшись назад, когда закончила обрабатывать его бороду ножницами, чтобы у него был слой аккуратной щетины и все его красивое лицо было открыто. В таком виде он был еще более красив, углы его лица были жесткими и свирепыми. Его рот представлял собой линию недовольства, но по мере того, как я рассматривала его, он растягивался с обеих сторон, пока его улыбка не образовала два полумесяца по обе стороны от него. Его нельзя было назвать красавцем, он был из тех, кого можно увидеть в кино. Голливуд забрал бы его у меня в мгновение ока, если бы они нашли дорогу на этот горный склон.
Я усмехнулась, опустив руку, чтобы еще раз написать на его груди, мой живот подпрыгивал и подрагивал, пока он смотрел на меня с такой силой, что я покраснела. «Нет, я нашла тебя под милей волос, горный человек. Ты больше не потерян».
Глава 9
Николи
Две недели — чертовски долгий срок для того, чтобы провести их в маленькой хижине с одним человеком, и по мере того, как тянулись дни, я обнаружил, что мое внимание приковано к моей дикарке чаще, чем следовало бы. Но мне было почти невозможно оторвать от нее взгляд, когда она расцветала на моих глазах. Три полноценных приема пищи в день плюс столько закусок, сколько она хотела, сделали многое, чтобы убрать голодный взгляд, который она имела. Ее кости больше не давили на кожу, а ее широко распахнутые глаза не выглядели такими запавшими. Я и раньше считал ее потрясающей, но теперь, когда ее щеки округлились, и я больше не мог сосчитать ее ребра, когда она была без рубашки, я обнаружил, что мне нравится изучать ее.
Мне удалось убедить ее перестать сбрасывать одежду на моих глазах без раздумий, и по большей части она теперь прикрывалась, однако я все еще помогал ей обрабатывать несколько серьезных ран. Особенно неприятная рана была на спине, которая открывалась снова всякий раз, когда казалось, что она вот-вот заживет. К счастью, у меня были кое-какие средства первой помощи, и я наносил ей крем, а также перевязывал ее, и после того, как она преодолела
