где не существует времени, но ангела для этого слишком трясло и подбрасывало, несмотря на ремни безопасности, удобное сиденье и превосходные амортизаторы. Размышлять об Анубисе оказалось проще.
Описание людей с песьими головами регулярно встречалось на страницах разнообразных манускриптов, но вживую ни одного киноцефала Азирафель никогда не видел. Даже святой Христофор, несмотря на иконописную традицию и легенду, был обычным смертным, просто с чрезмерной растительностью на лице.
Но еще больше, чем перспектива увидеть настоящего псоглавца, ангела волновало предвкушение встречи с «рукотворным божеством».
Лакомясь на корпоративах нектаром и амброзией, он не раз задавался вопросом: за какие грехи прежние арендаторы горних высей отправлены в Ад? Неужели только за то, что смертные, желая уподобиться Ей, тоже решили кого-то сотворить?
«Азирафель, ты меня удивляешь, — ответил Метатрон, когда сослуживец подступился к нему с вопросами. — Вспомни, что собой представляют все эти олимпийцы, асы и прочие, так сказать, небожители! Зачем нам тут полуголые бесстыдники, кузнечная копоть, пьянство и драки? Но это еще полбеды: главное в том, что они — банкроты. Людская вера, их единственный капитал, давно иссякла, продлевать аренду им не на что, а у нас штат расширяется, сам знаешь. Не на землю же их сбрасывать, убогих. В Аду уже кого только нет, там им самое место: тепло, все свои и бесплатное жилье».
Убогие, в Аду самое место… Приятно осознавать, рассуждал Азирафель, что ты — творение Бога, а не человека, следовательно, тебе гипотетическая утрата людской веры ничем не грозит. Но откуда тогда это чувство вины? Еще не встретившись ни с одним божеством, он уже заранее ощущал неловкость своего положения, как если бы лично спроваживал их в Ад. Возможно, в качестве соседей по офисному этажу они и бывали утомительны, но ведь Небеса бесконечны, места хватило бы всем… Между тем демоны, казалось, вовсе не задавались подобными вопросами: один гнал, выкручивая руль так, что жгутом свивались руки, другой ухал, хохотал и ругался, подбивая первого на новые трюки.
С переднего сиденья на заднее что-то плюхнулось. Азирафель едва успел подхватить Грету, которая при очередном прыжке джипа чуть не соскользнула на пол.
— Он машет руками, будто чертова мельница, — пожаловалась жаба. — Никакой возможности удержаться.
Азирафель переплел пальцы между собой, положил руки на колени, и Грета удобно устроилась в этом импровизированном гнезде, надежно защищенная от новых падений мягкими ладонями и полами пальто. Хастур, увлеченный ездой, ничего не заметил.
Колесница постепенно приближалась. Отчетливей становилось и темное облако, которое она преследовала.
— Азирафель, смотри! — тревожно вскрикнул Кроули, подавшись вперед.
Ангел сделал то же самое и увидел, что облако распалось на невиданных размеров сову и летучую мышь. Оба монстра что-то тащили в лапах.
— О, Господи! Их поймали чудовища!
На спидометре появилось новое деление: «надо догнать, несмотря ни на что». Стрелка миновала его и пропала из поля зрения.
Демон уже не веселился: вцепившись в руль, он не сводил глаз с колесницы. Ее возница оглянулся, блеснул волчьим оскалом.
— Хастур, подержи руль!
Опустив стекло, Кроули наполовину высунулся из окна и заорал:
— Анубис, это я!
Его вопль отнесло назад, но Анубис, кажется, услышал. Он помахал рукой и указал на чудовищ.
Джип и колесница поравнялись.
— Куда они летят? — крикнул Кроули.
— За хозяином! — отрывисто пролаял Анубис.
— А кто он?!
— Бог смерти… — конец фразы потерялся в шуме колес.
— Вот вляпались! — Кроули втянулся обратно на сиденье и снова взялся за руль. — Ну, дрянь мелкая… Догоним — убью обоих!
— Тогда зачем догонять? — пожал плечами Хастур. — Пусть их сожрут эти, летучие.
Кроули прошипел что-то неразборчивое.
— Ты расслышал имя этого бога? Он тоже твой знакомый? — спросил ангел.
— Не расслышал. Но это точно не Аид. Больше я тут никого не знаю. Кажется, это он впереди маячит. Ну и тварь!
Паук перебирал лапами так быстро, что они слились в широкую черную ленту. Наездник прильнул к его спине и не оглядывался.
— А если подстрелить его? — предложил Хастур.
— Слишком далеко, — ответил Кроули. — И вряд ли его возьмет святая вода. Азирафель, что думаешь?
— Думаю, ты прав. Интенсивность поражающих свойств святой воды напрямую связана с наличием в объекте воздействия извращенно-ангельского начала, которого безусловно нет в преследуемом божестве.
Хастур повернулся на сиденье и какое-то время смотрел на ангела с молчаливым изумлением. Потом взглянул на Грету у него на коленях и усмехнулся:
— Теперь ясно, почему она к тебе перескочила. Нашла второго умника.
Тем временем Миктлантекутли выпрямился на паучьей спине и широко раскинул руки. Пологие серые холмы, россыпи бурых камней у их подножия, хмурое низкое небо — все сделалось плоским, точно нарисованным на исполинском занавесе. Он дрогнул, повинуясь жесту божества, пошел складками и раздался в стороны, открыв непроглядный мрак. Паук нырнул в черный проем, за ним последовали сова с летучей мышью. Пропустив их, занавес сошелся, но Анубис успел метнуть посох в оставшуюся щель, и реальность вновь превратилась в раскрашенные полотнища. Они разлетелись от движения колесницы, и Кроули ничего не оставалось, как направить джип следом, надеясь, что по ту сторону завесы не окажется полное ничто.
***
После безвкусного воздуха снаружи здесь стояла просто оглушающая вонь. Обе головы расчихались, Азатот закашлялся, но понять, чем пахло, было невозможно. Внезапная темнота, незнакомый запах, жесткие когти, вцепившиеся в бока — есть от чего запаниковать! Когда к колеснице Анубиса присоединилась полосатая, как леденец, машина, из которой высунулся учитель Кроули, инферналыши окончательно воспрянули духом и даже пытались вырываться, но вдруг все исчезло…
Тьма начала редеть. Сова и мышь летели по сводчатому тоннелю, заметно сужавшемся впереди. Вот их крыльям сделалось совсем тесно и пленников опустили на каменный пол. Но стерегли их по-прежнему: путь назад преграждали когти, клюв и острые зубы.
Гатаноа и Азатот побрели вперед, туда, где тоннель вновь расширялся и распадался на два рукава. Правый выглядел обычным продолжением прохода, левый же походил на празднично убранные ворота: два ряда блестящих ровных белых камней вверху и внизу, розовый толстый ковер, гостеприимно постеленный поверх нижнего ряда камней навстречу идущим.
По ковру прошла дрожь, из глубины прохода хлынула новая волна смрада.
Гатаноа замерла.
— Это же… — левая голова нервно сглотнула. — Это же язык!
— Нас хотят съесть, — по щекам правой головы потекли слезы. — Ой, мамочки…
— Пусть только попробуют, — Азатот наклонил рогатую голову
