должно быть платным.
–Я получу её обратно.
–?
Идеей новой он завёлся,
Забыл подругу (так увлёкся).
А та беременна не стала.
Её видно раза Счастья – мало!
Хотя! Кусочек обломился:
Чтобы скорее довести
Таблеточки до совершенства,
Стал Опытом дарить блаженство.
Пилюльку – хлоп, и тут же в койку.
Но это лучше, чем никак.
Вокруг растворы, стрелки, колбы…
Но всё по-сути, есть пустяк.
Но как-то это было мелко,
Без чувства, страсти, без огня.
– Ему, Наука всё ж, дороже,
Боюсь, не любит он меня.
Про женщин говорят в народе,
Что «длинен волос, ум короток».
У нашей – всё наоборот.
Дела взяла в свой оборот.
Она ему – нет-нет – Идею,
В наивный ум мужской пихала.
Поймать, мол, птицу ты не в силах,
Хоть муж ученый, а дебил.
И так, как «капля камень точит»,
Мыслишку эту вогнала.
Сказала: – Ничего не бойся!
Решайся. Я бы помогла.
Решение приняв такое,
Назад уже не отыграть.
И раз они на то решились,
«Злодеями» их будем звать.
4
Злодеи стали думу думать,
Как Птицу можно полонить.
И если Птица эта – Чудо,
То клетке – золотою быть.
С обычной – Чудо ускользнёт,
Работа прахом вся пойдёт.
А месту, птицу где хранить,
Большим и скрытым, должно быть.
Не мешкая, злодеи в горы
Отправились в урочный час.
Вот там-то, среди острых скал
(как будто кто им подсказал),
Дыру в скале, размером с поле,
Нашли и сделали привал.
Вход узкий. Но зато внутри,
Футбольного побольше поля.
И свод в пещере высоко,
Как если глубина у моря.
Пещеру-то они нашли.
С секретом наварили злата,
Изо всего, что есть в земле.
Мужи Науки виноваты:
Не признают чужих заслуг.
Всё ищут Философский камень.
И чёткий очертили круг.
А Самородок – Мужичок,
С умом пытливым, беспокойным,
Тот камень предавно нашел,
И злато льет себе спокойно.
Покуда хор из узких лиц,
По конференциям снуёт,
Учёный тот и в ус не дует.
Льет золотишко, и куёт.
***
Тюрьму сработали на славу!
Вся в завитушках. КрасивА!
Просторна. Даже есть качели!
Поилка, корм – всё, чтоб жила.
Да быстро как! Уже готова.
Огнями золото горит
Костров и факелов в пещере.
«Игрушкой» клеточка стоит.
Злодей – ученый прозапас,
И топлива огню припас.
То, что сгорает, чуть не вечно,
Лишь поджигай в урочный час.
И день настал. Оделись воры.
Экипировку взяли в путь.
Лишь пару-раз то и присели,
Чтобы в пути передохнуть.
И что гнало их на злодейство?
У Женщины – вся суть – Семейство.
Ученого – манила Слава.
И мысли – не плохие, право.
Но путь, которым им идти,
Злодейский. Нам не по пути.
Поэтому мы только знаем,
Что тучи в срок они нагнали.
Грозу и дождь, и снег, и гром.
Все разбежались с тем дождём.
И Праздник Древний провалился.
В тот день никто не оженился.
Но верят люди в небылицы.
С того-то дня пропала Птица.
5
Никто ее с тех пор не видел.
И зарядили вдруг дожди.
И плесень черная угодья,
Захватом оплела своим.
У хат болота растянулись,
Прогнили на полях стога.
И в реку мутную ссыпались
Овраги. Прежде – берега.
Да и Река недоброй стала.
Лишь волны тёмные гнала.
В ней мели омутом казались.
В купальнях – тина да трава.
Лес вымок и сырой затих.
Лишь редко по утру кукушка
В тумане выдавала стих -
Ночному Филину подружка.
А город даже не узнал.
Там: так и так всегда дожди.
Горели, ночью освещая,
Брусчатку улиц фонари.
Бежал по Утру горожанин,
И вечером, опять бежал.
И вроде что-то где-то делал,
Но что – с трудом соображал.
Зачем? Ковали Миром Счастье.
А Счастье было в чужой власти.
Сидело Курицей Большой
В огромной клетке золотой.
И город потихоньку встал.
Ведь деревенька тоже встала.
МолОчку, хлебушек, винцо…
Уже запасов не хватало.
Тогда взялись соображать,
Как катастрофы избежать?
Что делать то, и как же быть?
Как им без счастия прожить?
6
Ну, а оно сидело в клетке,
Меж скал, в пещере, при огнях.
Сидело тихо и смотрело
На двух злодеев, в полутьмах.
– Какая –то она другая.
Мы ту украли-то?
– Не знаю. Ту, что летела,
Ту поймали.
– А вдруг, была еще другая?
Ты меня хочешь?
– Не сейчас.
– Тогда всё точно, что не та.
И что теперь мы будем делать?
– Да помолчи ты, Суета!
Пускай сначала чуть обсохнет.
Может тогда в себя придёт.
-Да! Как её я понимаю.
Глядит и думает: «Урод!»
– Кто? Я – урод?
– А кто? Не я же.
Ты ж ей дубинкой приложил…
– А что мне оставалось делать?
Я, как решили, сторожил,
Пока очнётся от снотворных,
Да видно столько мало ей.
Вот и пришлось её бабахнуть
По темечку.
-Смотри скорей.
На нас она глазами смотрит.
И вроде, видит. Здравствуй, птичка!
Ты жить здесь будешь от сегодня,
Так что веди себя прилично.
Мы будем, там… тебя кормить,
Поить… Он – убирать.
– Я убирать за ней не буду.
Желудок слабый.
– Хватит врать.
Ты вонь, такую напускал,
Свои задачи воплощая,
Что приходилось затыкать
Нос и глаза. И я молчала.
А тут, простите, но – желудок!
Я убирать за ней не буду.
Лепёшки – с целое ведро.
Мне и поднять то не под силу.
– Ты думала, о чём просила,
Чтобы тебе её словить?
-Да. Я признаюсь, что просила.
Но, не уборщицей ей быть.
Я не хочу.
– А я не буду.
– Давай монетку вверх подбросим.
Ты же учёный, вот и думай!
Но сор мы из избы выносим.
Однако так, чтоб не узнали.
– Давай оставим до поры.
Придумаю я агрегат.
И мы из этих вот лепешек,
Еще налепим виноград.
Или какой-нибудь там… крем.
Ну, для лица, для рук и ног,
Для кожи всякой. В том числе,
Для мебели и для сапог.
– Вот это славно! Трам-пам-пам.
Теперь осталось прояснить,
А ту ли птицу мы поймали,
Кого нам удалось словить?
Та – прям, царицею была,
А
