голову и тронул бока скакуна шпорами.
Оставшись в одиночестве, Им-Трайнис вошёл в сумрачный дом, зажёг свечу, оставленную Ук-Маком в сенях. О чём-то думая, двинулся дальше.
В центре большой комнаты лежали обугленные остатки мебели. Сильно пахло гарью. Несмотря на это, на потолке вновь копошились летучие мыши.
Не останавливаясь, рыцарь миновал их, направляясь в дальнюю клетушку. Там, поправив покосившуюся лестницу, поднялся на чердак. Неторопливо прошёлся, вспоминая, каким всё было во сне. Вытащил пустую парсуну. Подержал, медленно поглаживая большим пальцем вмятину от клинка. Ощущая необъяснимую грусть, бережно опустил на ложе.
Покидая чердак, Бел подцепил крышку люка и, сходя по лестнице, тихонько закрыл его.
Оказавшись на улице, воин глубоко втянул сырой лесной воздух. Притворив дверь, отвязал жеребца, запрыгнул в седло. Обернувшись, прислушался к чему-то. Потом поднял глаза к невидимому сквозь древесные кроны небу.
— Да будут боги милостивы к тебе, — негромко произнёс рыцарь.
Последний раз взглянув на дом, Им-Трайнис направил коня в чащу и вскоре скрылся между деревьями.
Золотая богиня
к
— Так чаво хотел-то? — ставя кружку на стол и утирая рот рукавом, спросил Дрызг. — Пошто от дела отнял?
— А ты как будто энтому шибко опечалился, ажно пивом дармовым дависся, — беззлобно ответил Вирнер, цепким взглядом окидывая просторный зал «Огонька». — Погодь немного: прочие притопают — так разом и поведаю всё…
Долго ждать не пришлось: один за другим в трактире объявлялись созванные Вирнером товарищи. Одинаково останавливались у дверей, шаря глазами по полутёмному помещению, а после подсаживались к столу в дальнем углу. Последним пришёл Эгарт — в броне и при оружии. Сняв исцарапанный конический шлем, примостил на краю стола, круглый щит прислонил к бревенчатой стене, топор положил на лавку рядом с правым бедром. Не говоря ни слова, вопросительно уставился на Вирнера.
— С дозора? — спросил тот.
Эгарт кивнул.
— Ну, братцы, — оглядев каждого, начал Вирнер, — приключилась со мной внедавне невероятная штука. Чрез то все богачами сделаемся… Но, прежде чем открою всё, поклянитеся никому не сказывать. Жистью своей и богами поклянитеся!
Услыхав подобное, мужчины за столом притихли, насторожились. Большой грузный Одо с тревогой заозирался: не внемлет ли кто из прочих посетителей «Огонька». Чернявый, до глаз заросший Габа, буровил Вирнера напряжённым взглядом. Эгарт, чуть хмурясь, оглаживал короткую бороду. Один лишь Дрызг, стукнув по столешнице опустевшей кружкой, легко проронил:
— Клянуся! Толкуй ужо, чаво хотел!
— Пускай демоны сожрут мою душу, коли проболтаюсь, — приподняв боевой топор, Эгарт прикоснулся к холодному лезвию.
За ним и Одо с Габой произнесли нужные слова, возложив пальцы на клинки поясных ножей. Удовлетворённо кивнув, Вирнер негромко заговорил:
— Пошёл я, значится, на олешков. В ту пору ногу я зашиб — памятуете, хромал? Оттого охотился не скрадом по-всегдашнему, а с засадки на дереве. Место загодя присмотрел, подготовил. Ну, дык и с ночи угнездился, шоб взаранок, когда рогачи двинут, не упустить… И вот, на зорьке слышу шум. Не олень, нет. Олень, он идёт тихо — токмо листочки под ногами пошуршивают порой, да рогами ветки зацеплять может. А тута шаг мягче, легче, но шумнее… Я лук изготовил — мало ли чего, да смотрю во все глаза. И на тебе — появилися двое. С виду, как дети: небольшие, щуплые. Морды в сутеми не разглядеть толком, но носы острые да зенки совьи, хошь не хошь, а заметишь.
— Кобольды, что ль? — навалившись грудью на край стола, не выдержал Габа. — Разе оне не выздохли все?
— Не встрявай, — добродушно одёрнул Одо. — Дай послухать.
— Тише, Габа, не вопи, — шикнул Вирнер. — Они самые. Кралися с копьями короткими в руках, вроде как дозорные. А следом… — Охотник ещё больше понизил голос, так что слушателям пришлось наклоняться к нему, чтобы разобрать слова. — Следом топали ещё карлы. Шестеро пёрли носилки. На них лежал золотой идол — с кобольда размером, а то и больше. Вроде как баба: в платье да с волосьями длинными. Сверкала, что твоё солнце! Бережно карлы её тащили — знать, богиня ихняя…
— И дале чё? — заворожённо спросил Дрызг.
— Чё, чё… Дивился я на это, себя запамятовав. Спохватился, кинулся вниз, но карлы пропали, как скрозь землю ушли. Уж я ся клял, что сразу не стрельнул!..
— И чаво нам с этого? — разочарованно протянул Дрызг. — Как нам богатеями с твоей небылицы стать?
— Умолкни и слухай! — оборвал Вирнер. — С той поры я весь лес в округе излазил. Совсем охоту забросил, токмо кобольдов выслеживал. И нашёл-таки… Жаль, не логовище, а место, где бывают частенько, рыбалят. Самих их издали видал. Ох уж украдчивые сволочи, но от меня всё одно не схорониться… Короче, братцы, изловим кобольда, да выведаем у него, где золотую богиню таят. А тама и отобьём сокровищу энту.
— Кобольды мелкие, чего сам не сделал? — Эгарт пристально смотрел на охотника.
— В одно рыло мне, пожалуй, не сдюжить, — ответил таким же взглядом Вирнер. — Твари хучь небольшие, да кто знает, как всё обернется, когда спину прикрыть некому. А впятером — самое то. И кобольдов прищучим, коль супротив нас полезут, и добычи кажному вдоволь достанется. А мож и поболе — ежли в ихней норе ещё золотишко сыщется.
Воин кивнул, соглашаясь.
— Даст Кернанн, да и выгорит, — пробормотал Одо, задумчиво теребя ворот рубахи.
— Ну, за богачество?! — с ухмылкой поднял кружку Дрызг. — А-а, демон, пустая… Эй, Мунгоуд! Пивка бы нам изнову…
В сумрачном, медленно пробуждающемся лесу пахло прелыми листьями. От старого упавшего клёна, за которым прятались Одо, Эгарт и Дрызг, тянуло сыростью и подгнившей древесиной. Верхние ветви окружающих деревьев покачивались от лёгкого ветерка, совершенно не чувствовавшегося внизу. В отдалении перекликались первые пичуги, вокруг людей противно зудели комары.
— От же погибель какая, — в очередной раз шлёпнув себя по физиономии,
