Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– А Нилир?
Я задумался. Брать с собой командира дружины было опрометчиво. Пеплица могла бы счесть за оскорбление, приведи я в Коростелец Нилира, но идти без дружины мне казалось довольно опасным. Я не боялся быть убитым и пленённым, вовсе нет. Я боялся одного: оставить Холмолесское на растерзание воронью, которое тут же слетелось бы на Горвень.
Со мной, конечно, будет Огарёк, но что с того? Соколы – гонцы, а не воины. Он ловок, шустёр и горяч, но из-за увечной ноги он быстр только верхом на Шаньге, который, увы, зимой вынужден спать, как и все его сородичи. Я решил дать себе время подумать. Князю, провозглашённому чудовищем, нечего терять, так что я мог бы заявиться со свитой нечистецей, но всё же я уважал Пеплицу и не хотел унижать её таким появлением.
Холмолесское и Средимирное были ближайшими соседями, а кроме того, граничили с Перешейком, землями, что отделяли Княжества от Царства. Я не был удивлён, что Пеплица обратилась именно ко мне, а не к Мохоту или к Дубу. К тому же ни для кого не было секретом, что я из всех князей ближе всего к нечистецам, особенно к лесовым, которые могут помогать мне перемещаться по Великолесью, тянущемуся по всему моему княжеству. Меня не пришлось бы долго ждать. Конечно, и Огарёк был прав: никогда нельзя исключать возможность заговора, особенно если ты – бельмо на глазу всех соседей.
* * *
Лес подхватил нас, закружил тайными тропами, засвистел ветром в ушах и вытолкнул напротив Коростельца. Воздух звенел от мороза, кружили снежные пылинки в золотом утреннем свете, и равнина перед городом посеребрилась тонким слоем инея. Коростелец сверкал впереди, как драгоценный кокошник, виднелись купола и шпили святилищ, оконца и черепичные крыши высоких богатых теремов.
Нас заметили издалека и открыли ворота. Коростелец всегда нравился мне своей цельностью. Если при подъезде к Горвеню путник в первую очередь видел обширный посад, размазанный по подножью холма, как повидло по ломтю хлеба, а уже после посадских изб и дворов замечал городские ворота, то в Коростельце и посад, и детинец прятались за высоченными белокаменными стенами с башенками-бойницами и узорчатыми изразцами. Ажурные кованые ворота издали казались кружевными, тончайшими, но я-то знал, что это впечатление обманчиво и Коростелец так же неприступен и силён, как его княгиня.
Была бы Пеплицына воля, она бы устелила вместо брусчатки речной жемчуг, но и без того Коростелец ослеплял блеском так, что сперва мне пришлось щуриться. Но, к чести княгини, надо было сказать, что этот блеск был благородным, не пестрящим: каждая постройка казалась продолжением другой, и даже крестьянские избы выглядели чистыми, новыми, каждая – с резными наличниками и петушками у труб: загляденье.
Нас провели по главной улице через весь Коростелец, и чем ближе к терему мы подходили, тем больше зевак собирали вокруг. Нам кричали, но беззлобно, как старым друзьям. Несколько девушек даже осмелились подбежать к Огарьку, бледнея при взгляде на Шаньгу, и протянули моему соколу туесок с гостинцами: собрали леденцов, пряников и варенья. Огарёк вежливо принял угощение и поклонился девушкам, а они и рады были, только вот прыснули в стороны тут же, как Шаньга повернул к ним косматую голову, почуяв запах сладкого.
– Ты не ешь сейчас, Пеплица тоже любит сладкое на стол подавать, – посоветовал я, видя, как Огарёк вертит в руке пряник.
Пеплица была из тех женщин, что способны захватить все мысли и навсегда остаться в сердце: высокая, с безукоризненной осанкой и прекрасной фигурой, в свои сорок зим с небольшим она могла бы сойти за девицу на выданье. Наверное, я был глупцом, раз не единожды отвергал её предложение о женитьбе, но успокаивал себя тем, что эта женщина хотела отнять у меня Холмолесское, выставив меня незаконным князем, и занять терем в Горвене сама. Прошлого мужа, князя Легеда, она отравила – такие слухи ходили, но сама Пеплица утверждала, будто Легед тихо умер во сне от остановки сердца. Я подозревал, что такая же участь могла постичь и меня.
По правде сказать, мы с Пеплицей были похожи. Она – княгиня, единственная женщина из правителей Княжеств, однако ей удалось расположить к себе и армию, и народ, и других князей. Я же слыл самонаречённым, и пусть моё княжество меня признало, а всё же до доверия соседей мне было далеко.
Терем встретил нас тем же, что и весь Коростелец, только умноженным на дюжину: блеском, роскошью, богатством. Признаться, у меня уже болели глаза от блеска, а правильная красота зданий надоела так, что хотелось увидеть просевшую старенькую избу или терем недавно разбогатевшего купца: такой, чтобы нескладный, неладный, а с душой построенный.
Приём у княгини мог бы впечатлить царя, привыкшего к роскоши, или простолюдина, никогда не видевшего ничего кроме пашни и посеревшей избы. Я же едва сдерживался, чтобы не фыркнуть. В пиршественном зале накрыли стол, да так, что в глазах рябило от диковинных яств. Здесь не было ни пирогов, ни дичи, ни крепкой браги – по вытянувшемуся лицу Огарька я понял, что он разочарован. Пеплица выставила мочёные ягоды и клюкву в сахаре, пастилу, варенье, ватрушки на меду, орехи и сушёные фрукты из Царства, покрытые тонкой засахарившейся корочкой.
– Мы на приёме у пятизимней царской дочки? – спросил я вместо приветствия.
Пеплица гордо качнула головой, и жемчужные нити её кики, обрамляющие благородное лицо, сверкнули снежинками.
– Я тоже рада видеть тебя, Лерис, и твоего сокола.
Огарёк поклонился, положив руку на грудь: проявил всё почтение, какое положено соколу при встрече с чужим князем.
Подавальщики отодвинули стулья, приглашая нас сесть, а чашники налили брусничного киселя. Я сел и поднял кубок, кивнув княгине, и проворчал:
– Неужто в твоих погребах не нашлось браги для гостей?
Пеплица хитро улыбнулась, надменно глядя на нас со своего высокого кресла.
– Не люблю разговоры, при которых разумы затуманены хмелем. Пить будешь в своём тереме, бывший соколик, а у меня отведай киселя.
– Сперва ты отведай.
– Боишься, что отравлю? Ах, легковерный ты мальчишка! А ты дай сперва своему соколу.
Огарёк метнул на княгиню предостерегающий взгляд.
– Я берегу своего сокола, – покачал я головой.
– Некоторые считают, что уж слишком бережёшь.
Кровь прилила к моей шее, и я ответил колкостью на колкость:
– Не сильнее, чем ты своего.
Словесный поединок окончился ничьей: я понял это по тому, как Пеплица поджала накрашенные губы и послушно отпила киселя из чарки того же чашника, что наливал мне. Под столом я легонько наступил на ногу Огарька, благодаря за то, что не вмешивался и сидел молча.
– Так что там царь? – спросил я, пробуя сливовую сбивную пастилу. Сладости у Пеплицы были недурные, но с гораздо большим удовольствием я бы отведал перепелов и шанег с луком.
– Царь занят своими делами: он задумал перекроить веру. Опасная задумка, как я считаю, но об этом чуть позже. Мне гораздо больше нравится царица – потерянная женщина, оказавшаяся между слабоумным сыном-царевичем и самодуром-мужем. Ещё немного, и я слеплю из неё что-то занятное.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
