Книга София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

Однако внутри коридора не было никакого жара! Шум от пламени резко прекратился. Затаив дыхание, он вошел в грандиозное помещение с невероятным звездчатым куполом, на котором двигались небесные светила, медленно проплывали фиолетово-лиловые галактики, кружили астероиды, пролетали искрящиеся хвосты комет. Иногда на поверхности купола вспыхивали ленты северных сияний. В них проступали бессмысленные чередования знаков и надписей на различных языках — они могли означать что угодно, и в этом состояло все их очарование.

— Любуешься немеркнущим сводом? — спросил Декарт, поглядывая из-под полов шляпы на сияющий купол. — Кое-кто верит, что он предсказывает будущее, но, говоря по правде, еще никому не удавалось полностью разгадать его послания.

Евгений так увлекся, что ничего не ответил, продолжая смотреть вверх на северное сияние. Как жаль, что во сне не было возможности сфотографировать хотя бы одно такое пророчество! Иначе он бы попытался его расшифровать после пробуждения. Ренэ Декарт жестом пригласил Евгения спуститься по лестнице, которая вела к переходам и множеству других дверей, расположенных ниже. Их было много! Очень много!

Двери постоянно в беспорядке открывались и закрывались на верхних и нижних ярусах. Здесь не было ни одного окна! Вместо оконных проемов стены были покрыты воротами, ажурными порталами и крохотными дверцами. К некоторым дверям вели широкие каменные лестницы, из некоторых выдвигались винтовые ступеньки, кое-где посетителям приходилось ожидать, когда к ним подъедут передвижные лестницы. В то же время многие двери перемещались по стене сами собой.

Глядя сверху вниз на это фантастическое помещение из тысяч дверей, невольно вспоминались ступенчатые миры Пенроуза и литографии Эшера, совмещающие в себе невероятные ракурсы. Только в Зале Дверей такие ракурсы становились вполне вероятными. Здесь встречались перевернутые двери, при выходе из которых нужно было ступать на такие же перевернутые лестницы. Изредка из стен вылетали порталы с невесомыми дверями, которые сами спускались по воздуху.

Во всем огромнейшем зале нельзя было встретить двух одинаковых дверей. Византийский стиль соседствовал с древнеегипетским, средневековая готика перекликалась с персидскими бирюзовыми вратами и диковинными индийскими торанами. Но больше всего внимание привлекали, конечно же, не двери, а люди, выходившие из них. Вон тот ученый в римской тоге вполне мог оказаться легендарным архитектором Витрувием, а этот убеленный сединой бородач в золотистом тюрбане вполне мог оказаться создателем алгебры аль-Харезми или самим Омаром Хайямом!

По пересекающимся лестницам медленно спускались ученые средневековья, тибетские монахи, вавилонские маги, астрологи, философы, эксцентричные математики, джентльмены в черных смокингах и цилиндрах на головах. Некоторых из них Декарт знал лично и учтиво приподнимал шляпу перед ними. Евгений всматривался в лица, надеясь хоть кого-то узнать. Он терялся в догадках, из каких вселенных, из каких отдаленных времен выходили и выходили эти мыслители. Среди них он был случайным гостем из совершенно другого времени. Ему было немного стыдно представлять на столь почтенном собрании то человечество, которое он знал. Человечество, напичканное «высокими технологиями», которое на деле ничего высокого не создавало, оставляя после себя лишь вопиющее бескультурье и духовную пустыню. Евгений правда не понимал, для чего Ренэ Декарт привел его на это собрание, для чего он вообще мог понадобиться незримому братству R.C.?

Преодолев последний лестничный пролет, который шатался под ногами и грозил обрушиться каждый миг, они с облегчением ступили на сверкающий полированный пол, покрытый ромбовидными переходами и разноцветной звездчатой мозаикой. Среди малахитовых колонн и мраморных лестниц прохаживались приглашенные ученые. Некоторые стояли в сторонке, о чем-то секретничая, бросая по сторонам подозрительные взгляды. Кое-где возникали кружки единомышленников, которые отлично между собой ладили и перебрасывались шутками. Возле алхимического фонтана, украшенного тремя статуями — белым единорогом, черным драконом и красным фениксом — проходили какие-то дебаты, в суть которых Евгений не вдавался. Ему был интересен сам фонтан с золотым философским яйцом наверху, из которого изливалась субстанция, периодически менявшая цвет. Внутри жидкости протекал какой-то удивительный процесс автокатализа.

— Только не спрашивай меня, что это за фонтан, — предупредил Декарт. — Одни говорят, в нем три тинктуры, дающие семь при взаимодействии. Другие доказывают, что их десять или девять, а из них возникает тринадцать или двадцать три. Может быть, правы и те, и другие, а может, ни те и ни эти. По мне так весь смысл этой загадки — в самой загадке. Первично не яйцо или птица, но сам принцип того, что всякая птица возникает из яйца, а яйцо возникает из птицы. В первичном состоянии они существуют одновременно.

— Одно невозможно без существования другого… — тихо пробормотал Евгений, не ожидавший увидеть в Зале Дверей столько экзотики. — А когда откроется собрание? Или оно уже началось?

Декарт открыл рот, чтобы ответить, но в тот же миг увидал вдалеке человека, подающего ему знак рукой. Переключившись на своего знакомого, Ренэ снял шляпу и тоже помахал ею.

— Пойдем, Женэ, я тебя кое с кем познакомлю!

— Renato! Дружище, ты все-таки нашел своего гиперборейца? — человек в бархатном жилете с поднятым воротником обнял Декарта, покосившись на Евгения.

— Ты же знаешь, я всегда иду до конца, когда дело касается заданий Коллегиума, — ответил ему Декарт. — Женэ, позволь представить моего друга и соратника, знаменитого естествоиспытателя Галилео Галилея. А это, как ты уже догадался, тот самый Eugenius из Гипербореи!

— М-да, наслышан о ваших феноменальных способностях! Надеюсь, камень заточенного света в надежном укрытии? — озабоченно прошептал Галилей, протягивая руку Евгению.

— Мы же договорились не вспоминать про тот случай в Porta Lumen… — оборвал его Ренэ.

— Да-да, я помню! А что с братом Алессандро, он вас дождался?

Декарт рассказал про чудовищную микстуру, которую им вручил Сандро Боттичелли, после чего Галилео нахмурил брови и принялся молчаливо теребить ус. Евгений продолжал стоять рядом с ними, чувствуя, что его присутствие мешает Ренэ и Галилео переговорить о чем-то важном.

— Прошу прощения, я ненадолго отлучусь, — предложил Евгений, указывая на причудливую фреску, занимавшую на стене все свободное пространство между дверями. — По-моему, эти изображения на стене как-то взаимосвязаны.

— Le Tableau Alquimica! — утвердительно покачал головой Декарт. — В таблице алхимических элементов каждый ряд и столбец означает трансмутацию мысли с последующими переходами на другие ментальные уровни.

— Вот класс! Таблица алхимических элементов, да это же прямо как таблица Менделеева!

Евгений выкрикнул эти слова так громко, что на него обернулись стоявшие неподалеку ученые, среди которых оказался некто весьма похожий на Дмитрия Ивановича с косматой бородой. Он внимательно осмотрел Женича, после чего слегка склонил корпус, подтверждая тем самым, что он и есть Дмитрий Иванович Менделеев!

Как бы извиняясь за свое нетактичное поведение, Евгений вытянул шею и робко приподнял руку в знак приветствия. Кто