И что с того, черт побери? Одно дело считать, что кто-то, кто должен быть мертв, жив, а другое услышать это от кого-то еще. «Серьезно? По-твоему, это что-то меняет?».
В моем сознании возникла родительская квартира. Она была небольшая, всего две комнаты, кухня и раздельный санузел, ничего интересного, ее получил еще мой дед, но я там провел всего семнадцать лет, потом переехал в общагу, да и не бывал там после смерти отца, хотя, кажется, стоило. Я сидел на диване, а напротив меня в кресле сидел Люкс, по крайней мере я определил этого человека именно так.
— Да! Это все в корне меняет!
— Что, например? Слова других людей не стоят ни гроша, ты же сам верил в то, что Настя жива, потому что до сих пор любишь ее. Ты начал все это только потому что хочешь ее еще раз увидеть, в этом все дело. Это ведь именно ты испытал облегчение, когда увидел мертвого Артема, потому что ревновал Настю к нему и потому что знаешь, что выберет она его, ты ужасный эгоист! Ты все делаешь только в своих интересах!
— НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ!!! — закричал я, что в квартире аж полопались стекла, за которыми находилась лишь пустота.
Меня потрясли за плечо. Потребовалась пара секунд, чтобы я понял кто я и где нахожусь. Марго вернула мое сознание в тело, мы стояли под зонтом чуть поодаль от того места, где хоронили пустой гроб, об этом, правда, мало кто знал. Я видел, как под зонтом мокнет Сабрина, как она льет слезы, но внутри почему-то была перемешанная с болью пустота. Я никак не мог понять, почему ничего не чувствую, ведь, как мне казалось, я действительно ее полюбил, но, видимо, я ошибся, хотя кто знает.
Боль, что отдавалась в моей груди символизировала полную потерю понимания. Я не знал, что будет дальше, чего я хочу, кого я люблю и чего я стою. Все это загоняло мое сознание только дальше в панику, никак не давая мне расслабиться.
Я выдохнул и постарался сосредоточиться на происходящем.
— В красивом месте меня хоронят, — произнес тихо я. Место и вправду было красивое, хоронили меня под большим дубом за чертой города, это было поэтичное место, где мог бы покоиться какой-нибудь герой, но буду покоиться я, номинально, конечно.
«Время уходит», — услышал я вдруг в голове. Это был голос Люкса, я уверен, почти уверен.
— Пошли, здесь больше нечего делать, — резко сказал я и мы направились обратно в катакомбы, готовить меня к уничтожению секты. «Я убью каждого, кто причастен к «Семиконечной Звезде», — пообещал я себе.
Воротившись во временное убежище, мой мозг начал анализировать все произошедшее за последнее время. После моего поистине неожиданного воскрешения, если можно его можно так назвать, прошло немного-немало три дня. Я рассказал всем присутствующим то, что мне поведала Змея, но решил все-таки умолчать о том ускользающем от меня воспоминании, когда она назвала меня седьмым. Мне казалось, что это далеко не самая хорошая идея.
Однако радовало меня то, что мое плечо наконец-то полностью функционировало. Нож вошел удивительно хорошо, он не задел ничего важного, а потому и восстановление прошло быстро. Мне уже разработали график тренировок: две недели меня будут усиленно подготавливать к самообороне и научат владеть разным огнестрелом, а также создадут мне образ, как будто я один из секты. Мне предстоит несколько вылазок в места, которые, скорее всего, принадлежат секте, мне нужно будет найти там хоть какие-то зацепки по Змее, Китобою и еще двум адептам. Кажется, мне предстоит долгий месяц, если все пройдет хорошо, то к началу апреля мы покончим с этим. Я надеюсь.
Мне также вспомнился недавний допрос от одного из «Карабинов». Я, к своему большому удивлению, был крайне спокоен и отвечал на его вопросы так, как должен был. В основном, это, конечно, была правда, но не полностью. Умбра интересный человек, но он слишком горячиться, то есть я понимаю, что у него умирают подчиненные, но, во-первых, их уже не вернуть, а, во-вторых, умирают они только в определенных местах, как раз около зданий, которые принадлежат секте. Мы решили, что будет лучше пока убрать оттуда патрули, потому как людей в карабинах не так много.
Также я успел поближе познакомиться с Марго. С ней крайне приятно общаться и можно обсудить множество вещей, правда, после некоторых моих монологов она смотрит на меня с таким сожалением, как будто я испытал все страдания этого мира.
— Не нравится мне твой настрой, конечно, — сказала как-то она мне.
— Почему же?
— Ну, знаешь, когда человек говорит тебе о том, что единственное, что он чувствует — это боль и что его это устраивает, то это настораживает.
— Да ну… Я искренне считаю, что боль — это одна из самых прекрасных вещей, которая есть в этом мире, ведь боль рождает множество прекрасных вещей, боль творит искусство, согласись же, никому не интересно, если в каком-нибудь, допустим, рассказе все хорошо. Нужна трагедия, несчастье, так ведь?
— Пожалуй…
— Так вот, ведь именно боль заставляет людей шевелиться…
Дальше, впрочем, я повторил свой монолог после пробуждения. Марго же на это лишь ухмыльнулась и обняла меня. Странная она, конечно, хотя не мне рассуждать о странности. В любом случае сейчас я был в несколько уже привычном для себя апатичном состоянии, у меня был этот и еще один день, чтобы насладиться своей свободой, ведь потом начнутся мои суровые тренировки. Я направился к Амикусу, чтобы узнать у него не хочет ли он проветриться.
— Думаю можно, тем более тебе тоже будет полезно, куда ты хочешь?
— Джазовый бар, на улице Достоевского, — ответил коротко я.
Ядовитый джаз
Вообще помимо джаза и бара меня привлекала и сама улица Достоевского, как, впрочем, и сам писатель. Достоевский очень умело показывает психологическую составляющую героев, что и цепляет, ведь куда приятнее наблюдать за тем, как персонаж переступает через свои принципы, а потом старается смириться с произошедшим. Людские страдания всегда привлекательны.
Так или иначе в нашем городе чтили писателей: у нас было несколько памятников, один, кстати, Достоевского, множество улиц были названы в их честь, да и в целом у нас любят читать. Вот и сейчас, проходя по улице, я погружался в размышления о великих литераторах прошлого. Достоевский, Гоголь, Данте, Гете, Горький — все они словно имели что-то общее со мной. По крайней мере, именно в их произведениях я находил утешение в свои одинокие дни, но не
