Зайчиков опустил голову. По его щекам текли слёзы. Всегда весёлый Вася Канаки мрачно теребил свою бородку. Только Женя Яцун, верный своему долгу кинооператора, возился с камерой, перезаряжая в какой уж раз плёнку.
– Пора, Михал Васильич, – сказал, поднимаясь, Титлов и первым вышел из палатки. За ним потянулись остальные.
Итак, с отлётом Титлова обрывается живая связь с Большой землёй. Остаётся только радио. Но разве оно, передающее и принимающее лишь строчки цифр закодированных сообщений, может заменить живое общение с людьми?
Вот уже хлопнула дверца кабины, и Титлов, приоткрыв остекление пилотской, последний раз помахал рукой. Вздрогнули винты, загудели, набирая обороты, двигатели. Самолёт покатил к концу полосы, развернулся против ветра, остановился и, взревев двигателями, по- мчался по аэродрому. Вот колёса оторвались от ледяной поверхности, и машина, быстро набрав высоту, исчезла в густых ночных облаках. Теперь мы надолго остаёмся одни, отрезанные от мира.
Жалобно повизгивая, жмётся к ногам маленькая сучка Майна. Её и лохматого пса Тороса завезли к нам последним рейсом. Спать никому не хочется, а поднявшийся ветер, грозя перейти в пургу, вынуждает нас заняться перевозкой грузов с аэродрома в лагерь. За работой ночь прошла незаметно.
Возвратившись в палатку, я обнаружил шевелящийся мешок. Поросята! Я совсем забыл об этих бедолагах за лагерными хлопотами. Но что с ними делать дальше?
Макар Макарович Никитин, заглянув к нам в палатку, приподнял оленью шкуру и, увидев дрожащих от холода хрюшек, покачал головой.
– Ну, что будем с ними делать, доктор? Жалко бедняг. Смотри, как дрожат. Того и гляди замёрзнут насмерть.
– Ума не приложу. Резать их я не возьмусь. Рука не поднимется.
Резать поросят никто не взялся, даже всё умеющий Комаров.
– Может, их из пистолета застрелить? – посоветовал Дмитриев.
Пожалуй, это единственный выход. Не околевать же им от холода, а в лагере нет ни одного тёплого закутка, где бы их можно было подержать хоть некоторое время.
Скрепя сердце я соглашаюсь произвести ужасную экзекуцию. Неподалёку от камбуза Дмитриев развёл костёр из досок и приволок мешок с поросятами. Я вытащил кольт, навёл его дрожащей рукой на хрюшку и, почти не целясь, спустил курок. Мимо.
– Давай я пальну, – предложил Дмитриев.
– Ладно уж, я как-нибудь сам управлюсь.
Через несколько минут всё было кончено. Подошедший Курко, как старый охотник, ловко разделал туши, опалил их на огне костра и вручил мне, взяв обещание, что завтра на обед будут свиные отбивные.
– Кстати, доктор, а пистолеты вы привезли? – спросил Сомов.
– Целых одиннадцать штук. Американские кольты большого калибра и патроны к ним.
– Вот и отлично. Завтра в кают-компании раздадите всем оружие, патроны и проинструктируете всех, как за ними ухаживать и как ими пользоваться.
После ужина я принёс в кают-компанию ящик с пистолетами, «цинку» с патронами и свёрток с кобурами. Каждому персонально под расписку был вручён кольт. И по две обоймы, набитые патронами.
– О це вещь. Машина что надо, – заявил Комаров и тут же прикрепил кобуру с пистолетом к поясному ремню.
5 ноября
Закончив камбузные дела, я решил, что пора заняться медицинскими. Распаковал ящик с инструментами, медицинскими приборами и медикаментами…
Подкачав начинавшую тухнуть паяльную лампу, достал из чемодана три общих тетради, положил стопкой на стол перед собой и закурил трубку. Ароматный дым «Золотого руна» кольцами поплыл к потолку. Растерев застывшие пыльцы, я открыл первую тетрадь и карандашом вывел на первой странице: «Дневник В.Г. Воловича. Дрейфующая станция «Северный полюс – 2», начат 28 октября 1950 года. Закончен…».
Стараясь воспроизвести события всех дней с момента прилёта на станцию, я исписал корявым почерком несколько страниц, пока мой писательский пыл окончательно не угас. Тогда я взялся за вторую тетрадь.
Заглавный лист её украсила надпись: «Тетрадь – декадник наблюдений за личным составом ДС-1». В неё я буду заносить результаты медицинских осмотров и прочих наблюдений.
Третья тетрадь предназначалась для журнала амбулаторных приёмов.
– Чем это так вкусно пахнет? – спросил Дмитриев, появляясь на пороге. – Хорош табачок. Дай потянуть. – Саша сделал несколько затяжек. – По мне, всё же лучше «Беломор», – сказал он, возвращая мне трубку.
– De gustibus non disputantur, – изрёк я, несколько обидевшись на его пренебрежительное замечание.
– А это по-каковскому?
– По-латыни: «О вкусах не спорят».
Дмитриев скрылся за занавеской, а я принялся за работу. Поскольку ранее я никогда не вёл дневников (а жаль!) и мой литературный опыт ограничивался лишь школьными сочинениями на темы типа «Гамлет – принц Датский» и «Евгений Онегин и его эпоха», дело продвигалось медленно. Исписав несколько страниц, я в изнеможении откинулся на спинку стула. Но почин был сделан. Я спрятал дневник в чемодан и, быстро раздевшись, нырнул в заледенелое нутро спального мешка.
6 ноября
Погода держится неустойчивая. Ясное звёздное небо то и дело заволакивают тучи, крупные снежные хлопья укрывают всё вокруг белым саваном. Всё чаще задувает позёмка, гоняя по лагерю маленькие снежные смерчи. Мы торопимся с перевозкой грузов в лагерь. Не ровён час, разразится пурга, и тогда мы можем недосчитаться снаряжения, исчезнувшего в глубоких сугробах. О её приближении говорит быстро падающее барометрическое давление. Мы работаем не покладая рук и порой так устаём, что некоторые буквально засыпают за обеденным столом.
Я постепенно постигаю азы кулинарного искусства. Пока меня выручают пельмени, заготовленные в огромном количестве, которые я научился готовить во время полярных экспедиций, твёрдо усвоив, что при варке не надо жалеть перца и лаврового листа, подавать их на стол следует, как только они всплывают (иначе вкус не тот), и не забывать об уксусе и сливочном масле. Кроме них, в моём продуктовом арсенале было несколько ящиков полуфабрикатов – аккуратно завёрнутых в целлофан антрекотов, бифштексов и отбивных котлет.
Науку жарить мясо я усвоил ещё в Москве в процессе своей холостяцкой жизни. Но пора начать изобретать что-нибудь новенькое, особенно первые блюда – супы, борщи и прочее.
7 ноября
– Ты, часом, не забыл, что сегодня праздник? – спросил Дмитриев, разбудив меня чуть свет.
– Помню, Саша. Только ты мне помоги подготовить праздничный стол. Я ведь ещё плохо ориентируюсь на твоём складе. Надо сделать ужин повкуснее.
– Сделаем всё как надо. Не боись, – заверил меня Дмитриев. – Вот только бы ты ещё тортик сообразил. Какой праздник без торта!
– Торт, пожалуй, я не осилю, – сказал я смущённо.
– А что в нём мудрёного? У меня на складе специальная печка есть, «чудо» называется. В ней Вася Канаки такие кексы пёк – пальчики оближешь.
– Ну, тащи своё «чудо». Давай попробую тоже кекс изобразить. Ведь не боги горшки обжигают. Только ты помалкивай.
