Вовка зажмурилась. Да кто он – она или оно, уже не важно! – такой?..
Включи-ка телевизор, милая. Глянь, что натворила, – прочитала она в последнем сообщении.
Телевизор у них в квартире был крошечный, стоял на холодильнике, и никто его не смотрел. Его включали только под Новый год, а все остальное время он безропотно пылился. Провод от антенны папа вытянул – мешал ему полку приколачивать. Теперь Вовка, как в лихорадке, бросилась искать этот провод.
– Да ты чего?
Лёля сидела, сгорбившись на табурете, и следила, как Вовка перерывает ящики, переворачивает аптечку и лезет в шкаф над вытяжкой.
– Вов, ты нормальная? Ты что там у меня, мозги увидела? Пластырь ищешь?
В другое время Вовка бы непременно посмеялась. Но сейчас она могла думать только об одном. Провод, куда запропастился этот чертов провод?..
Нашла она его в зале, среди сумок в большом платяном шкафу. Место было ну совершенно не подходящее, и Вовка заглянула на полки по чистой случайности. Обычно здесь хранились вакуумные пакеты с несезонной одеждой, рюкзаки, резиновые сапоги, бесчисленные пачки сухого горючего и другие походные причиндалы, так что провод, свернувшийся змейкой на пакете с тентом, смотрелся чужеродно.
– Какой же канал?.. – бормотала Вовка себе под нос, подключая кабель и шаря под телевизором в поисках пульта.
– Что-то ты, подруга, двинулась, – рассуждала меж тем Лёля, не без интереса следя за Вовкиными манипуляциями. – Телик-то тебе на кой сдался? Ты смотри, для нетренированной психики телевизионная доза рекламы может оказаться смертельной. – Она уставилась на экран и вдруг закусила губу. – А это что… Это у нас?
Вовка стояла посреди кухни и сжимала пульт.
– …взрыв прогремел в доме по улице Маслищенко сегодня, в двадцать часов шестнадцать минут… – бормотала дикторша.
Мелькали кадры: незаасфальтированный проезд, пустыри между знакомыми домишками, как дыры от выпавших зубов, клубы дыма – черно-серые, плотные, только рукой потрогай, желтая лампа раскачивается под козырьком, по земле веером рассыпались осколки витража.
– …информации о пострадавших пока не поступило, – бесцветным тоном бубнила ведущая.
– Это же… – ляпнула Вовка.
Лёля шикнула.
– …по предварительным данным, речь идет о взрыве бытового газа.
Вовка присела рядом с Лёлей, но дикторша уже переключилась на другие новости.
– Какой дом, ты слышала? – спросила подруга. Голос ее дрожал.
– Нет.
Но Вовка видела витражи – точно как в подъезде у Феди.
– Надо позвонить, – протянула она задумчиво.
– Ага, – согласилась Лёля.
Они еще сидели с минуту, как зачарованные, следя за сменой картинок на экране, а потом Вовка вскочила. Вместо телефонной книги открылись сообщения – и новая эсэмэска от Неизвестного.
Ну что, понравилось? Вредить не только себе, но и подруге – так мудро! Что же случилось с вашим ненаглядным Феденькой, как ты думаешь?
Лёля уже прижимала трубку к уху и напряженно вслушивалась в гудки. Вовка глядела на нее, боясь шевельнуться. Ну же, ну отвечай…
– Не-а… – Лёля как-то потерянно опустила руку.
– Давай еще звони, – рявкнула Вовка. – Звони!
Лёля послушно перенабрала Федю. Длинные гудки слышала даже Вовка.
– Не отвечает… – пролепетала подруга.
Вовка попробовала дозвониться сама, но и у нее ничего не вышло – впрочем, на свой телефон, с которым и без того творилось неладное, она не надеялась.
– Так, – решила Вовка. – Сейчас мы все-таки возьмем такси и поедем к Феде. Разберемся. Гудки длинные, значит, телефон работает. Уже хорошо.
– Да? – бестолково переспросила Лёля.
– Да. Точно не тошнит? Идти можешь?
– Ага.
– Деньги есть?
– Опять деньги?
– Ну а как, по-твоему? У меня ни рубля.
Вовка вывернула карманы, и из правого, будто в насмешку, выскочила монетка. Вылетела и покатилась, лавируя по клеенке меж сушек.
– Рубль есть, – слабо улыбнулась Лёля и потянулась к монете. – А, нет, это жетон…
На поверхности поблескивал выцарапанный треугольничек.
И – как будто этого было мало – прямо над столом, в розетке, темнел зарядник. Тот самый Светин зарядник, который Вовка расколошматила молотком и выбросила в мусоропровод. Ни фирмы, ни напряжения не обозначено – чистая матовая поверхность и тонкий мышиный хвостик, кокетливо свисающий по стенке до самого линолеума.
Да что ж такое-то!
Сажай подруженьку в такси, а у нас с тобой дело есть. Узнаешь?
Телефон вдруг стал скользким и тяжелым. На экране высветилась фотография. Качество было плохоньким, будто снимали на старый кнопочный сотовый, но цепочку Вовка узнала сразу.
Золотая. С подвеской-Козерогом. Как у мамы.
Вовка поднесла фотографию поближе, рассматривая сахаринки пикселей. Замочек темнел чужеродным металлом: его поменяли пару лет назад, когда у старого вылетел зубец. Ну конечно, ведь мама носила эту подвеску не снимая – ни в душе, ни на ночь, никогда.
Это она, тут и сомневаться нечего…
Цепочка лежала на скудно освещенной ржавой поверхности, но что это такое и где, Вовка разобрать не могла.
Откуда она у вас? – быстро написала Вовка.
Ответ появился сразу:
Ты и сама знаешь. Взял у твоей мамы.
«Взял»… Так все-таки это он, мужчина! Или зачем-то им представляется…
Потом мелькнуло новое сообщение:
А теперь отправляй-ка свою Лёлю подобру-поздорову. Она тебе больше ни к чему. Это твое дело, только твое.
Воздух сгустился и резал легкие. Пространство казалось полотном, сплетенным из жестких бечевок, шевельни пальцем – уколешься. Табуреты куда-то поехали, сушки пустились в пляс вместе с цветами на клеенке, а в центре этого хоровода колдовским треугольником горел жетон. В окнах почему-то потемнело, телевизионный экран болезненно зеленел, а лицо Лёли вытянулось, превратившись в уродливую карнавальную маску.
Неужели это все по-настоящему? Все-таки есть таинственный недоброжелатель, и он не просто реален – он способен причинить вред. Илья, Лёля, Федя, ее родители – он может дотянуться до любого. Он словно везде, все слышит, все видит. А еще эти жетон и зарядник, от которых не отделаться. Как будто те женщины – консьержка в Лёлином доме и рыжая Светка – зачем-то Вовку пометили, повесили на нее свои «жучки». Кто они? Имеют ли они отношение к Неизвестному и стоит ли этой чертовщины опасаться?..
Одно ясно – с Неизвестным шутить не стоит…
