Матери всех четверых девиц восседали, словно королевы, по левую сторону от директорского стола, Барри и мать с отцом пострадавшей — по правую. Все дети стояли позади них, потупив глаза.
Оливия отошла к окну и невидящим взором уставилась куда-то на парковку, а перед глазами стояла безобразная картина, которую они с Барри застали в классе. Надо отдать ему должное: к тому времени, как они с Микаэллой пришли в кабинет миссис Мюррей, он уже изложил ей суть проблемы, и непреклонным стражем охранял тех девиц….
Куда сложнее было убедить туда прийти саму девочку, которая ожидаемо закрывалась от всяческих просьб поделиться проблемами, просила оставить её в покое…. Это заняло порядка получаса, но она, в конце концов, успокоилась до некоторой степени, и согласилась позвонить матери. Чтобы — что? В конце концов, услышать, что всё произошедшее — пустяк?
— Мы обязаны отреагировать на проявление насилия, миссис Коннели, — строго сказала директор. — Нанесение физического и морального ущерба, порча личного имущества — всё это выходит далеко за рамки простой ссоры между учениками.
— И мы знаем об этом со слов двоих учителей? — о дна из мамаш прыснула. — Где доказательства?
— А лицо моей дочери и её сумка не в счёт? Ну, по такой реакции, как у вас, мне лично не трудно поверить, что ваши деточки такое вытворяли! Кровь — не водица.
— Последили бы Вы за словами, миссис Блэкмор.
— А то что? И мою сумку разрисуешь? Вот только не думай, я-то церемониться в ответ не стану.
— Ты смеешь угрожать…
— Вы что, не врубаетесь, о чём мы тут говорим? — Барри, судя по всему, уж точно не собирался с ними сюсюкаться…. — С каких пор слову учителя уже нельзя доверять?
— Что ж вы оба не были в классах? Мало ли, чем вы занимались в пустых коридорах…
— Продолжайте в том же духе, мэм, и договоритесь до того, что я подам на Вас в суд за оскорбления и поклёп, — рявкнул Барри, да так, что обе стороны притихли. — Вы совсем обезумели, раз решили, что я спущу эту ситуацию на тормозах.
— Хотя я и согласна с Вашими словами, мистер Лайвли, всё же не будем опускаться до оскорблений, — сказала директор хоть и строго, но всё же примирительно.
— Об этом я и говорю — кому тут можно верить? — насмешливо проговорила всё та же мамаша. — Она вообще работает учителем без году неделю! Какой там опыт?!
— Зато я почти десять лет, и уж у меня-то опыта общения с подростками предостаточно! Однако даже для меня это — первый разговор с родителями в стенах кабинета директора, да ещё и по такому поводу. То, что я видел — что мы с миссис Тейлор-Томпсон видели — иначе, как публичным унижением назвать нельзя, и я не потерплю, чтобы кто-то заявлял, что наши обвинения необоснованны, вместо того, чтобы провести беседу с собственными отпрысками.
— Да как Вы…
— Смею? О, да, смею. — Лив повернулась как раз в тот момент, как Барри медленно привстал. Это было впервые, когда она видела эту его сторону — в высшей степени взбешённую сторону. Небесно-голубые глаза, казалось, затянуло грозовыми тучами, из которых он метал молнии в своих оппоненток. Они хоть и сидели, приосанившись, а всё же не могли скрыть, что чувствуют себя неуютно. — Простите, миссис Мюррей, возможно нам нужно сказать детям подождать в коридоре, потому что я не уверен, что не перейду на оскорбления в какой-то момент. Хотите спустить это всё на тормозах? Давайте. И тем самым покажете детям, что они могут безнаказанно творить всё, что вздумают. Ну и какими они вырастут? Вот тут сидят родители Микаэллы, которые, поверьте, сдерживаются в выражениях только потому, что я их об этом попросил. Мне почему-то кажется, что будь на их месте кто-то из вас, вы бы уже крушили мебель.
Развернулась бурная дискуссия. Все, кажется, уже и забыли, что девочки всё ещё находятся в кабинете. Лив чувствовала, как из недр души поднимается старая боль и возвращает её на пятнадцать лет назад, на тот лестничный пролёт, по которому она с того дня так ни разу не прошла…. Поэтому когда она заговорила, слышала свой голос словно со стороны:
— Вывих руки, переломы в нижнегрудном отделе позвоночника, ушиб головного мозга…. Так закончился подобный «пустяк» для моей подруги, когда мы были в их возрасте. — Лив кивнула на девочек. Их родители посмотрели на неё во все глаза, а она видела лишь воскресшее из памяти добродушное лицо погибшей. — Конечно, те девочки не хотели, чтобы всё так закончилось, когда решили подшутить над ней. Им показалось забавным отобрать очки Сьюзен, без которых она не видела дальше вытянутой руки, и перебрасывать её рюкзак между собой. Невинная шутка, дурацкий детский розыгрыш. Я была там, бежала к ним с другого конца коридора, но не успела — они то ли столкнулись, то ли что, но закончилось это падением моей подруги с лестницы, а там стоял большой каменный горшок, так что….
Даже спустя столько лет Оливия не могла говорить об этом спокойно. Губы предательски задрожали, но она попридержала слёзы и твёрдо посмотрела на каждую из матерей, избегая при этом смотреть на родителей Микаэллы и на неё саму.
— Вы сейчас скажете: это — совсем другой случай, сегодняшняя шалость была безобидной, но разницы нет. Те девочки не были плохими, как и ваши дочери, каждый ребёнок по-своему переносит этот страшный этап взросления. Никто не думал тогда, что тот день станет для Сьюзен последним. — Матери тихонько ахнули. — Собирая её в школу, родители даже представить себе не могли, что больше не увидят свою дочь живой. Матерям тех девочек, да и им самим, пришлось несладко, и прошёл не один год, прежде чем они смогли жить дальше с осознанием произошедшего. Повторяю: никто не виноват. Такое было раньше и, к сожалению, будет повторяться, но я прошу вас всех: подумайте, стоит ли простая «шалость» последствий, которые она может вызвать. Никто не хотел бы оказаться на месте моей подруги или её семьи. Или двух девочек, которым всю жизнь предстоит жить с тем фактом, что они, так или иначе, причастны к гибели одноклассницы. Начните уже думать не только о себе. Я не помогла ей тогда, не успела. Но если вы ничего не вынесете из этой истории, я добьюсь справедливости для Микаэллы и других детей, над которыми продолжат вот так «шутить». И я больше не стану инициировать такие собрания — сразу пойду в компетентные органы. У меня всё.
Сказав это, Оливия снова отвернулась к окну и прикрыла глаза. Тело была нервная дрожь, но плакать больше не хотелось. Словно горечь, жившая глубоко внутри неё, наконец нашла выход. Краем уха она слышала, как миссис Мюррей переговорила сначала с матерями обидчиц, а потом, когда те вышли — с родителями и Микаэллой. Телефон завибрировал, и, достав его, она прочла входящее сообщение:
Б.: «Жду снаружи. Не унывай, ты молодец»
Шесть слов. Оказывается, нужно так мало, чтобы хотя бы частично вернуть покой в её тревожную душу. Пряча телефон обратно, Лив подумала, что вообще перестала понимать, что с ней творится. Она всё чаще задумывается о разводе, принимает заигрывания от другого мужчины и отвечает ему тем же! И хотя о более тесном сближении не может быть и речи…. чёрт возьми — смс-ка! Такая мелочь! Но тот факт, что Барри подумал о том, чтобы написать её, поддержать хотя бы таким образом, говорил о нём очень многое.
