своей культуры, ни своей религии, ни своей социальной организации. Они не должны были скрывать их и прятать. Русских не уничтожали — и не уничтожили — как народ. С монгольским государством они находились в цивилизационном общении, восприняв от монголов — как напрямую, так и через народы-посредники — цивилизационные идеи, ставшие впоследствии основополагающими: идею большого пространства — вместо мелких разрозненных княжеств-уделов, идею освоения континента — метафизику «степи». Русские научились военной организации, пригодной для удержания «плоской земли», где нет естественных природных рубежей обороны.
Монголы подчинили себе Китай, и он тоже — как всегда — остался при своей культуре. Но они всё же были безусловными цивилизационными лидерами. Именно монголы показали, что «человек на лошади» находит себя не в чуждых ему границах города или небольшой страны, а в пространстве без границ, в пределе — на континенте в целом, рассматривая его весь («до последнего моря») как пространство своей жизни и деятельности. Чингисхан ненавидел города, он не просто перемещался в пустых просторах, он в них жил и действовал. И вывел в них большой народ. Отсюда растут не-городские и даже анти-городские институты русской имперской политики. И первый среди них — верность, принципиальный отказ от политики предательства. Степи и пустыни стали не препятствием, а возможностью для продвижения на континентальные планетарные расстояния, ведь леса и горы — это серьёзные препятствия.
Степь и пустыня для монголов и их цивилизационных преемников стали тем же, чем океан для европейцев, причём на триста лет раньше. Именно монгольской («татарской») военной школе мы отчасти обязаны последующим приобретением 1/6 части суши.
В процессе распада монгольского государства русские выделились из него вместе с несколькими другими этносами, объединившись с ними в одно государство — Московию. Происходившие при этом военные конфликты не были войной народов. Они были лишь борьбой за власть (гегемонию) в одном общем пространстве нового государства, что равно относится и к «покорению» Новгорода, и к «завоеванию» Астраханского, Казанского и Сибирского ханств. Государство русских сложилось с полноценным участием других народов без их колонизации, покорения или тем более истребления. Московия вместе с Астраханским, Казанским и Сибирским ханствами образовала крайне жизнеспособное государство — Россию, основанное на семейном союзе народов, подлинном братстве, отсутствии какого-либо расизма и этнической неприязни. Позже Российское государство строилось совместными усилиями великороссов, малороссов и белороссов. Все они — ветви одного русского народа. Русские включили монгольский элемент в идеальную матрицу русского государства. Каждый народ в России сохранил и «внутреннее» пространство, самоуправление. Каждый народ мог делать «карьеру» в империи в целом. За такую «большую» Родину имело смысл бороться и умирать.
Принцип братства был реализован российским государством задолго до того, как он появился на знамёнах Запада, в ходе Великой французской революции. И где он никогда не был реализован, включая самые поздние концепции «мультикультурализма», предназначенные для удержания в узде натурализованных и нелегальных иммигрантов, используемых для старой доброй эксплуатации труда — нового рабства.
Русское государство исторически защищало православную церковь. При этом другие вероисповедания, прежде всего ислам, не чувствовали себя ущемлёнными. Мусульманам, отличившимся на государственной и военной службе, полагались специальные награды, форма которых не затрагивала их веру. Русское государство традиционно защищало идеалы, являющиеся общими для православия, мусульманства, иудаизма. Антиклерикальное советское государство с его светской верой этим идеалам было враждебно, но и оно не проводило различий между представителями исконных для нашей страны исповеданий[20]. Русская держава должна была сохранить традиционную опору на межконфессиональный социальный консенсус, а сам консенсус должен был стать предметом для институционального проектирования.
Урок 4. Наша революция
Наша буржуазная революция совершена не нами. И не французами, от которых мы вроде бы импортировали её в течение XIX века, съездив предварительно на экскурсию в Париж в 1815 году.
Буржуазную революцию как способ подчинения государства обществу исторически создали англичане. Наполеон лишь продолжил в континентальных условиях дело Кромвеля, который при жизни — в отличие от Бонапарта — так и не потерял власть. Но наши аристократы были лишены удовольствия лично столкнуться с Кромвелем, они встретились лишь с Наполеоном. И назначили его кумиром. Франция казалась им оригинальным образцом, в то время как им в действительности была Англия. Французская философия и идеология революции — Просвещение — всего лишь переписывали на свой литературный манер английский сенсуализм и его натуралистическую пропаганду. В то время как французы плодили утопии и жили за счёт культурного и политического наследия Ришельё, Мазарини и Людовика XIV, Англия уже почти полтора столетия совершенствовала государственный механизм нового типа — чисто технический. Она уже отобрала господство в Новом Свете у Испании, создала и потеряла свою главную колонию в Северной Америке, сделала из этого исторические выводы, превратилась в мировую колониальную империю.
Нельзя сказать, что наше общество было не в курсе происходящего. Проектировщик английского колониального империализма и идеолог власти, основанной на простых элементах — «боли и наслаждении», к которым и сводится человек как политическое и общественное животное, Иеремия Бентам был в начале XIX века популярен в высших слоях российского общества. Но глубоко русская, совестная, основа миропонимания Александра I и Сперанского — его советника по вопросам государственного управления — не позволила влиянию Бентама распространиться. Оно так и осталось симптомом аристократического курьёза — англомании.
Буржуазия пришла к власти в России лишь в феврале 1917-го. Ненадолго. Кошмар продолжался полгода. После, ценой террора и гражданской войны, была восстановлена централизованная государственная власть. Монархия и православие уже не могли сдерживать революцию, это сделали диктатура и немецкая религия коммунизма (социализма). Эту последнюю разделяло подавляющее большинство всех государственных дум и русских парламентских партий, большевики же сделали её ещё и общенародной.
Суть буржуазной революции
Победа общества над государством, составляющая суть всякой буржуазной революции, как и её английского прототипа, предполагает обращение общества вовне — на ограбление колоний, да и других стран, через «свободу торговли», которую и обеспечивает государство. Тут национализм (модернизированное капиталом варварство) находит своё продолжение в капитализме, модернизированном рабовладении. Франция, пройдя через революцию, была успешна ровно настолько, насколько ей удалось — в ходе войн колониальных империй — образовать систему собственных колоний и навязать свой экспорт складывающемуся мировому рынку. Проблема власти и господства внутри страны после буржуазной революции решается за счёт сжатия пространства власти (где подчинение добровольно) до элиты и обеспечения классового господства над всеми остальными. Элита при этом освобождается от государства и становится над ним, деля власть внутри себя. Вот эта элитократия и называется демократией. Позднее — после Второй мировой войны —
