в мире, и рисовал довольно неприглядную картину:
«Объединение людей земного шара привело к процессу нивелирования. <…> К этому нивелированию стремятся, будто оно создаст единение людей. <…> Одежда повсюду одинакова. Одни и те же манеры, танцы, одинаковый спорт, одинаковые модные выражения. <…> Расы смешиваются. Исторически сложившиеся культуры отрываются от своих корней и устремляются в мир технически оснащенной экономики, в пустую интеллектуальность».
В чём-то философ, безусловно, прав. Однако вопреки его утверждению нивелирование объединяет людей, как бы огорчительно это ни было для тех, кто более всего ценит в человеке самобытность, индивидуальность. Если идёт естественный процесс, делающий жизнь комфортнее, ведущий к простоте общения, то против такого нивелирования трудно возразить. К примеру, по улицам Нью-Йорка вряд ли удобно передвигаться в одежде бедуина, и столь же неразумно негодовать по поводу того, что английский стал международным языком, на котором могут объясняться, худо-бедно, сотни миллионов жителей Земли. Другое дело, если это нивелирование – управляемый процесс навязывания людям неких правил поведения, общения, критериев оценки художественных ценностей. Здесь важно разобраться, с какой целью всё это вдалбливают в головы людей.
Начнём с анализа мыслей политолога Самюэля Хантингтона, изложенных в книге «Столкновение цивилизаций», опубликованной в 1993 году:
«Что же делает культуру и идеологию привлекательными? Они становятся привлекательными, когда в них видят корень материального успеха и влияния».
Нет сомнений, что житель глубинки после переезда в большой город получает возможность пополнить свои знания, реализовать свои способности и начать прилично зарабатывать. Город, как правило, является средоточием культурных достижений, которые привлекают людей, поэтому политолог отчасти прав. Однако как может увлечение человека живописью французских импрессионистов или чтение книг Фёдора Достоевского и Уильяма Фолкнера повлиять на уровень его доходов?
Столь же сомнительно и утверждение Хантингтона, касающееся привлекательности идеологии, которая нередко тесно связана с культурой:
«Коммунистическая идеология привлекала людей по всему миру в 1950-е и 1960-е годы, когда она ассоциировалась с экономическим успехом и военной мощью Советского Союза».
Как же я не заметил, что уже в 50-е годы прошлого столетия Советский Союз перегнал Соединённые Штаты по производству мяса и доходам на душу населения? Видимо, от нас скрывали, что советские авианосцы бороздили воды мирового океана, а первую атомную бомбу сделали в СССР, а не в США. Вот и верь после этого историкам!
На самом деле привлекательность Советского Союза определялась тем, что наша страна сыграла решающую роль в низвержении фашизма, а кроме того, импонировало то обстоятельство, что власти СССР провозгласили построение справедливого общества, целью которого должно было стать улучшение жизни простых людей. Далеко не всё в этом деле получилось, но именно благодаря поддержке СССР началось национально-освободительное движение в колониях западноевропейских стран. Эту заслугу у Советского Союза не отнять, поэтому и стала привлекательной коммунистическая идеология.
Ещё один тезис Хантингтона выглядит как упрёк выходцу из захудалой деревеньки, который после обретения желанного материального успеха вдруг стал критиковать приютивший его город. Ну что поделаешь, если ему не нравится, что каждый житель этого города увлечён одной единственной мыслью: увеличить свой доход, и ради этого он готов на всё – обидеть слабого, предать близкого друга и даже совершить уголовно наказуемое преступление. Хантингтону подобное прозрение не по душе:
«Западные ценности и институты привлекали людей из других культур, потому что они рассматриваются как источник западной мощи и благополучия. <…> Однако <…> жители Восточной Азии приписывают своё стремительное экономическое развитие не импорту западной культуры, а, скорее, приверженности своей традиционной культуре. <…> Теперь, когда они из слабых превратились в исключительно мощные страны, они не исключают случая напасть на те же ценности, которые до этого использовали для преследования своих интересов».
Неблагодарные! Однако не стоит принимать на веру то, что написано в книге Хантингтона. Вот и обвинения в адрес стран Восточной Азии не обоснованы, словно бы взяты с потолка. Эти страны заимствовали всё, что их устраивало в западной культуре, но это не обязывает их раствориться в западном мире, полностью утратив свою национальную идентичность. По аналогичному пути шло и развитие России при Петре Великом. Да и Европа в своё время многое приобрела, используя достижения Древнего Рима и арабских стран. Но это вполне естественное заимствование культурных достижений не означает необходимости копировать всё от «а» до «я». Что-то отвергается категорически, поэтому и возникает необходимость критики, те самые «нападки».
В следующем утверждении, которое сформулировано как вопрос, Хантингтон пытается оправдать основную мысль книги – мысль, определившую и само название этого научного труда:
«Почему же культурная общность облегчает сотрудничество и единство среди людей, а культурные различия ведут к расколу и конфликтам?»
На самом деле вовсе не культурные различия ведут к конфликтам, а неуважение к особенностям жизненного уклада других народов. Действительно, культурная общность делает более простым общение – куда удобнее разговаривать на английском языке, без переводчика. Однако это не может гарантировать от конфликтов не только в экономике, но и в военной сфере. Примером могут служить вооружённые столкновения между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские острова, напряжённость в отношениях между Китаем и Тайванем, война между Ираком и Ираном, нападение Ирака на Кувейт и гражданские войны в Африке. Причины перечисленных конфликтов, как правило, находятся в материальной сфере и не имеют отношения к культуре.
Однако политолог настаивает на своём:
«Различия между светскими идеологиями – например, марксизмом-ленинизмом и либеральной демократией – можно, как минимум, обсуждать, как максимум – разрешить. Разногласия в материальных интересах также можно уладить путём переговоров и свести к компромиссу, что невозможно в случае с вопросами культуры. Индуисты и мусульмане вряд ли решат вопрос, что строить в Айдохья – храм или мечеть, или и то и другое, или ничего».
Обсуждать причины столкновений между религиозными фанатиками – занятие малоинтересное и бесперспективное. Гораздо важнее понять, в каких сферах жизни возможно достижение компромисса. Если различия и разногласия принципиальные, антагонистические, то взаимоприемлемое решение по коренным вопросам полностью исключено. Коммунисты и либералы никогда не договорятся, потому что одна идеология построена на приоритете коллективизма, а другая ставит во главу угла индивидуализм. В основе коллективизма – взаимовыручка, забота об общем благе, доходящая до самопожертвования в крайних своих проявлениях. В основе индивидуализма – забота о личном благе вне зависимости от интересов других людей, минимизация своих обязанностей перед обществом. А вот в религиозной сфере согласие и компромисс вполне возможны. Пример – многолетнее сосуществование православных и мусульман в России.
В поисках оправдания неизбежности конфликтов и столкновений Хантингтон вынужден призвать на помощь психологию:
«Человеку свойственно ненавидеть. Для самоопределения и мотивации людям нужны враги: конкуренты
