застали жену за мастурбацией, возбудились и… что?
— И лег спать.
Да, это прозвучало тупо. И пауза, которую сделал психолог, это только подчеркивала.
— Я не хочу вызвать в вас чувство вины, но женщины после подобного рода операций становятся очень ранимыми. Она могла решить, что больше не вызывает в вас сексуального желания…
— То есть это я виноват, что она…
— Мы не говорим о вине. Сама по себе такая ситуация вряд ли бы спровоцировала депрессию. Но я допускаю, что она могла стать последней каплей. Семен…
— Что?
— Извините, если вопрос покажется вам некорректным, но почему у вас даже мысли не возникло просто присоединиться к ней в тот момент?
Глава 12
Вера
— Привет.
— Привет.
— Выглядишь отлично, — прокомментировал Шведов, сгребая мои баулы. — А как себя чувствуешь?
Я криво улыбнулась. Семен и комплименты — это, конечно, отдельная история. И не сказать ведь, что он меня ими не баловал. Нет, было дело. Просто из-за его солдафонского косноязычия эти слова как будто не находили нужного отклика в моей душе. И только сейчас вот почему-то подумалось, что ему даже они нелегко давались, и, по-хорошему, именно в этом заключалась их ценность.
— Ничего.
— Чем думаешь первым делом заняться дома?
Семен открыл дверь в палату, выпуская меня в коридор.
— Не знаю. Мне ужасно хочется к морю.
— Вер, тебя же только что выписали.
— Угу. И теперь мне положены исключительно положительные эмоции, — пробормотала я, скосив на мужа взгляд. Тот шагал рядом с каменным лицом и, конечно же, собирался все сделать по-своему. Ну а чего я ждала? Что он изменится? Ага. Как же… — Лежала там и представляла, как плыву, рассекая волны.
— А еще что представляла?
— Да ничего. Просто вырваться хотелось на волю. Лето ведь. А я то в одной больнице, то в другой.
— Главное, что все не напрасно. Тебе помогли. А лето можно продлить. Было бы желание. Хочешь, улетим в теплые края?
Когда он это сказал, мы как раз остановились у машины. Семен распахнул дверь и протянул ладонь, чтобы помочь мне устроиться в салоне. Так, ухватив его за руку, я и застыла.
— Тебе же нельзя выезжать.
— Можно. Просто процесс согласования долгий и муторный. Но если хочешь…
— Да не особенно, — брякнула я. И только потом, замолчав, подумала о том, что Семен может решить, будто я снова его отталкиваю. А это не так. И вообще… Находясь в больнице, я очень многое переосмыслила. — Зачем столько мороки, когда можно просто выехать на косу?
Однако муж уже переключил внимание с меня на телефон.
— Извини, я отойду. Разговор важный.
Воистину ничего не поменялось. Я могла бы исчезнуть на год, а когда вернулась бы — все было бы по-прежнему: его занятость, сборы, работа, бесконечные переговоры, разъезды… Глубоко вздохнув, я повернулась лицом к окну, касаясь виском прохладного стекла. Денек выдался ясным. И то ли с непривычки, то ли так действовали таблетки, все вокруг казалось мне кричаще ярким и радостным: небо, солнечный прищур в зелени опустившейся к земле ивы…
— Ну все. Пристегнулась? Поехали.
— А ты почему сам за рулем? Где Николай?
— Хотел, чтобы нам никто не мешал, — пояснил Шведов, выруливая с парковки. — Соскучился. — И осторожно, будто боясь, что я оттолкну, накрыл мои пальцы. А я не стала спешить и отдергивать руку, позволяя себе прислушаться к зарождающемуся в душе в ответ на это нехитрое действие отклику. После оглушительного отупения мне было по кайфу чувствовать хоть что-то. Его рука, например, дарила… тепло. И было это не так уж плохо.
Все так же касаясь виском стекла, зажмурилась. Пошевелила пальцами, Семен мгновенно их освободил, очевидно, не так меня поняв, а когда я сама его осторожно погладила, даже, кажется, дышать перестал.
— Чувства вернулись. Так странно, — шепнула я.
— И что ты чувствуешь? — просипел он.
— Шершавость… — я улыбнулась кончиками губ, провела подушечками по тыльной стороне его ладони, обвела костяшки: — Ты что, на рыбалке был? Все руки обветрил.
— Да когда? Работы столько, что продохнуть некогда…
Он перевернул ладонь. Я осторожно обвела рассекающие ее глубокие линии. Здесь кожа была гораздо мягче, но на кончиках пальцев все равно как наждачка.
— А ты не думал ее бросить?
— В смысле?
— Ну не знаю. В отставку уйти. Тебе же, кажется, уже положена пенсия?
— Вер, мне вот-вот генерала дадут. То есть это уже сто пудов. Просто ждем приказа. Ну, куда я уйду?
Действительно. Чего это я? Кто добровольно откажется от такой власти?
Семен машинально сжал мою ладошку, и я поняла, что он хотел помешать мне ее забрать. А я ведь и не планировала. Напротив, чуть сильней стиснула его пальцы, давая понять, что остаюсь с ним, несмотря на то, что мысли опять убежали в прошлое…
Когда я впервые полностью осознала, насколько влиятелен мой муж? Наверное, когда благодаря ему в первый раз сорвалось мое участие в преддипломной экспедиции. Ох, с каким задором я бежала домой рассказать Семену о том, что нам с курсом предстояло! Каково же было мое удивление, когда, внимательно меня выслушав, Шведов отрезал:
— Ты никуда не поедешь.
— То есть, как это не поеду? Почему?
— Знаю я эти экспедиции. Куча пьяных озабоченных сопляков, посиделки у костра…
— Да ты что? Ну, какие пьяные? Мы же с рюкзаками пойдем. Там каждый грамм на счету, я…
— Ты никуда не поедешь, — с паузами после каждого слова повторил Шведов. Но видя баранье упрямство, написанное у меня на лице, смягчился и зашел с другого бока: — А если в дороге что-то случится, Вер? Ты об этом подумала? На том маршруте даже связь не ловит. Там скалы все глушат начисто.
— Да что может случиться? — храбрилась я.
— Все что угодно! Ногу сломаешь, и что?!
— Парни помогут.
— Помогут? Да они только и думают, как к тебе под юбку залезть — эти парни. А если ты еще и беззащитная будешь, то…
— У тебя паранойя!
— Я все сказал. Надеюсь, ты меня услышала.
Семен резанул по мне стальным клинком взгляда и снова вперся в свой ноутбук. А я… я просто обалдела, если честно. И такой в душе поднялся протест, что мама дорогая!
— А если нет?! Что будет? Ты меня к батарее привяжешь?! — кричала я, чувствуя, как мелко-мелко от обиды дрожит подбородок.
Семен стиснул челюсти. Выждал пару секунд и поднял на меня пустые, ничего не выражающие глаза:
— Рискни, и узнаешь, — процедил он, ставя точку в нашем разговоре. А я, как бы меня не раздирали обида и
