неслышимой мелодии и иногда подпевала обрывки фраз тоненьким срывающимся голоском. Плюшевые медведи самых разных размеров, фасонов и цветов сидели на кровати в ряд, словно зрители в первом ряду партера.
Шагнув в комнату первым, Ватсон встал столбом — короткие светлые волосы на голове Алексы трогательно торчали во все стороны, закручиваясь на макушке в смешной вихор. Малиновый парик валялся на кресле гигантским ядовитым цветком.
Не успев притормозить, Холмс налетел на Ватсона плечом и тоже остановился. Алекса вздрогнула, вскинула светло-карие глаза и сорвала с головы наушники. Вошедшие потрясенно молчали. Перед ними сидела Елизавета Армазарова, только лет на двадцать моложе своего автопортрета.
— Привет, — Ватсон слегка помахал ладонью. — Мы к тебе. Так это были линзы? Яркие сапфировые глаза? Удивительно!
— Конечно, линзы. — Алекса снисходительно улыбнулась непонятливому взрослому. — Глаз такого цвета не бывает. Только у тех, кто приходит во сне. Иногда я надеваю линзы, чтобы увидеть цвет мира по-другому. Или когда это надо для образа. Мне нравится быть разной, понимаете? Тогда я смотрю на все и думаю иначе. Меня бабуля научила, когда я была маленькой…
— Как неожиданно. — Антон Гирдяев изумленно разглядывал огромные постеры Rammstein, Korn и Linkin Park, развешенные по стенам комнаты. На обоях в нежный желто-розовый цветочек постеры смотрелись как десантные ботинки с бальным платьем. — Тебе нравится их музыка?
— Нет. — Алекса покачала головой и серьезно посмотрела на криминалиста снизу вверх. Свет, падающий из окна, резко оттенял на бледном лице девочки темные круги под глазами.
— Я не слушаю такую музыку, но откуда-то хорошо ее знаю. А этих… — Алекса кивнула на постеры, — этих мне очень жалко. Мне кажется, они грустные и несчастные. Музыка счастливых звучит не так…
Громкий вскрик Антона прервал Алексу на середине фразы. Зацепившись ногой за гантели, торчащие из-под кресла, криминалист взмахнул руками и вцепился в зеркальные дверцы шкафа. Пальцы скрипнули по стеклу. Шкаф вздрогнул.
В тот же момент Алексу будто ветром сдуло с кровати. Она мгновенно оказалась возле Холмса, который задумчиво листал один из альбомов для рисования, лежавший на столе. Уловивший движение Холмс едва успел поднять голову, когда нога Алексы с силой ударила его по руке. Альбом взлетел к высокому потолку и шмякнулся об пол. Листы его вяло перевернулись и распластались на развороте, как крылья подстреленной чайки.
— Не трогай чужое, урод! — рявкнул злобный тенор. Алекса схватила альбом, захлопнула и яростно сунула в ящик стола. Ящик грохнул. В повисшей тишине стало слышно, как где-то далеко в доме неуверенные пальцы проигрывают на пианино спотыкающуюся гамму. Ватсон замер, пытаясь осмыслить увиденный мельком рисунок. В уверенной штриховке углем сплетение тел казалось удивительно натуралистичным, как черно-белая фотография. Мозг отказывался совмещать этот рисунок и хрупкую Алексу с сапфировыми глазами.
— Ой, простите… — чуть слышно прошептала девушка, прижимая к груди сжатые кулачки. В широко распахнутых глазах стояли слезы. — Я не хотела…
— Ничего страшного! Это реакция на стресс. Перепады настроения, гормоны… — очнувшийся Ватсон деловито заполнил паузу. — Активный рост организма, становление личности, поиск себя… да и вообще, подростковый возраст — сложный период. Не расстраивайся, тебя можно понять!
— Угу… — буркнул Холмс, потирая ушибленное запястье. — Можно…
— Гантели-то тебе зачем? — Гирдяев отлепил себя от шкафа. — Делаешь зарядку?
— Нет, что вы! — Алекса улыбнулась. От улыбки ее лицо стало очень милым и совсем детским. — Мне нельзя. Я ими листы прижимаю, чтобы распрямились. Я иногда работаю с ватманом.
— Могу я посмотреть вот эти рисунки? — Ватсон взял с кровати открытый блокнот. Изображенная в той же манере штриховки, со страницы смотрела на Ватсона сказочная птица с длинным хвостом. Ватсон моргнул. Ему показалось, что глаза птицы поворачиваются и следят за ним, когда он передвигает рисунок. — Это… очень талантливо, Алекса! Удивительно! Хорошо, что рисование помогает тебе отвлечься и пережить тяжелый период… Со временем ты привыкнешь к тому, что папы нет рядом и…
— Я очень на него злилась, — тихо произнесла вдруг Алекса ровным голосом и посмотрела мимо Ватсона в окно. — От удара фонарем мамина голова как будто треснула. Такой странный звук… Мама упала с палубы, и ее не стало. Черная вода сомкнулась, как пленка. А папа ничем не помог. Но он привел Киру! Я нехорошая, гадкая, желала им плохого… Ангелы наказали меня за плохие мысли и забрали папу тоже. Теперь осталась только Кира, но она меня ненавидит…
— Скажи-ка, шприц твой? — Холмс сунул под нос Алексе полиэтиленовый пакетик с серебристой ручкой внутри. Девушка сильно вздрогнула и удивленно кивнула:
— Мой. А где вы его… Он потерялся недавно. Вы мне его отдадите? Это мамин подарок.
— Возможно, отдадим, но позже. Сейчас он нам нужен. — Холмс убрал пакет в карман. — Где кабинет твоего отца?
— Дальше по коридору, — бросила Алекса, забралась на кровать, надела наушники и взялась за блокнот. Казалось, интерес к гостям она потеряла мгновенно, как штору опустила. На пороге Холмс быстро оглянулся. Алекса смотрела на него в упор черными от расширившихся зрачков, очень внимательными глазами, взгляд которых тут же нырнул в сторону.
— Холмс, я верно понял то, что успел увидеть на рисунке? — Ватсон взволнованно схватил Холмса за рукав, едва они оказались в коридоре.
— Верно. Я, правда, думал, что треск головы мамы этой юной особы произведет на тебя большее впечатление. И — да, аутоэротическая асфиксия, причем явно вышедшая из-под контроля. Дело приближалось к концу во всех смыслах. — Холмс был серьезен и сосредоточен. — Неожиданные фантазии, однако, посещают юных талантливых эльфов.
— А ведь на голове Елизаветы была рана, я помню отчет о результатах вскрытия, — задумчиво произнес криминалист. — Рана, которая вполне могла быть нанесена тяжелым предметом, например, судовым фонарем. Но травму списали на то, что Лизу било о яхту волнами, когда она пыталась выбраться из воды. Решили, что ее приложило головой о транец или кормовой трап…
— Откуда девочка может знать такие подробности? Ведь тело наверняка привели в порядок к похоронам, чтобы не пугать родственников, — Ватсон перевел взгляд с криминалиста на Холмса и обратно. — Что, если смерть Лизы не несчастный случай, и Степан действительно убил жену? Алекса была в ту ночь на яхте и видела это… Несчастный ребенок! Ничего удивительного, что она рисует кошмары.
— Такой вариант тоже возможен, — кивнул Холмс и вошел в комнату, которая служила Степану кабинетом.
Кабинет хозяина представлял собой небольшое прямоугольное помещение, обставленное аскетично. Крепкий дубовый стол около окна, зеленый кожаный диван у стены и пара кресел. Книжные полки со специализированной литературой висели в ряд, заполняя простенок. Рабочее кресло с удобными подлокотниками сиротливо притулилось у стола, дожидаясь своего владельца.
— Что мы хотим
