бывает, когда неожиданно разбудят ночью, оборвав хороший сон. Мелькают картинки, обрывки образов — и обидно, что досмотреть не дали.
— Ты слишком быстро идешь. И отдавил мне всю руку.
Кисть у де Бов действительно изрядно покраснела. Дьявол, неловко-то как.
— Извини.
— Слушай, мне все это не нравится. Ситуация явно выходит из-под контроля. Давай-ка вернемся в Нортгемптон и придумаем что-то другое.
Серьезно? Она вот это серьезно?! А кто беготню по лесам придумал? Кто меня уговаривал?
— Что, испугалась?
— Даже не пытайся. Мне не пятнадцать лет, на подначки не поведусь. Но ты уже минут двадцать разговариваешь вслух, и мне всерьез не нравится то, что ты несешь.
— И что же я несу? Уговариваю тебя поднять бунт и свергнуть короля?
— Если бы. Планы по захвату трона я отлично могу понять. Но вот почему ты собираешься есть сестричек — не понимаю.
— Каких сестричек?
— Я надеялась, ты мне объяснишь!
Надеялась она… Сестра у меня была одна, младшая, и да, иногда мне хотелось ее придушить и прикопать в саду. Но ведь не съесть. К тому же все это было очень, очень давно, когда сестрица была мелкой безмозглой паршивкой. Теперь Элизабет мать семейства, и теперь все ее дурацкие фанаберии — проблема мужа, а не моя.
— Зря надеялась. Понятия не имею, о чем я болтал. Звучит как полный бред.
— Во-о-от. Теперь ты понимаешь, как сильно призыв покорежил тебе мозги. Так что, возвращаемся домой?
Я обдумал предложение.
— Из-за меня или из-за тебя?
— В каком смысле?
— Ты сама не хочешь идти вперед или ты из-за меня волнуешься?
— Ну не я же кого-то есть собираюсь. Со мной все хорошо, а вот твоя голова меня всерьез беспокоит.
— Тогда пошли. Я в порядке.
Мало ли что я болтаю. Я даже и не помню уже ничего.
Интересно, что лучше: спятить с ума и опозориться в компании одной только де Бов — или на глазах всего гарнизона? Такие перспективы везде роскошные — даже не знаю, что выбрать!
С другой стороны — у ситуации имеются несомненные преимущества. Я представил себе, как вываливаюсь на похитителей: с цветами в одной руке, с девицей в другой и с мечтательностью во взгляде. Да они же со смеху полягут! А потом мы всухую выродков сделаем. Это называется тактика!
— Идем дальше. Со мной все отлично.
— Ладно. Как скажешь. Твоя голова — тебе и решать.
Глава 14, в которой Марк находит домик в лесу
Чертовы ветки. Мешают ходить. Надо прислать людей, пускай вырубят тут все ветки. Я буду приходить сюда каждый день. Какое чудесное место этот лес, почему я раньше этого не видел? Вот только есть хочется. Ужасно хочется есть. Просто живот сводит от голода. Нужно идти на звуки свирели. Вон туда, мимо лещины, и дальше, вглубь леса. Там кто-то играет на свирели. Это праздник. Я знаю. Там праздник. Жареное мясо, вино и сладкие булочки. Люблю праздники. Всем весело, все улыбаются, и никто не ссорится. Люблю, когда все улыбаются. А когда кричат, не люблю. Не хочу. Не буду возвращаться. Куда? Зачем? Пошел ты в жопу, Паттишалл, на других ори, сморчок сушеный. Не буду возвращаться. Тут лучше. Тут красиво — зеленое все, листья, цветы. И запах, как дома, на кухне. Не хочу домой. В жопу папашу. Пускай с братцами моими нянчится, единоутробными. Годфри Денфорд мне не отец. Пусть только сунется сюда — пришибу нахер старого козла. Это мой дом, не его. Это меня тут ждут! Ты не мой отец. И не пастух. Это тебя, Годфри Денфорд, старый хрен, пастух в стогу мамаше заделал. И то долго уговаривала. А у меня другой. И в жопу эти ваши венчания, какая нахер разница, что там бубнит священник, пять минут бормотания, что это меняет? Ну вас всех нахер! С криками, с венчаниями, с правилами. Не буду. Не хочу. Не пойду туда. И вы сюда не ходите. Тут хорошо. Тут праздник. Вот оно. Я дошел. Вот оно. Дом — именно такой, как я думал, я знал, что он такой, всегда, с детства знал. Замок со шпилями, с большим залом, в котором собираются гости, смеются и поют песни. Настоящий замок, как у короля, потому что мой отец не пастух, а принц, ну, может быть, герцог, это мой замок, и я в нем хозяин. Хозяйка проводит меня в пиршественную залу. Какая она красивая. Как мама. Она вышла замуж за моего настоящего отца, и теперь я буду жить в замке и…
— Марк.
Что? Где? Где?! Верни это! Верни, чертова мелкая сучка!
— Марк!
Не надо. Не хочу. Не надо… Я сильно, до боли потер руками лицо. Реальность медленно проступала из морока, как кладбищенский крест из тумана.
Воняло. Из открытой двери воняло, как летом из сральни. Густой, гнилой, мерзостный дух. Истуканом застывшая на пороге женщина таращилась на меня широко распахнутыми немигающими глазами. Тяжелое, одутловатое лицо, прелые потные складки на шее. Это же… Она же…
— Что? Что это?
Передо мной была кривая, перекошенная хижина. Щели в гнилых бревнах законопачены бурым мхом, в единственном крошечном окне — тусклая пленка бычьего пузыря.
— Реальность. Вот так вот оно все на самом деле.
Да. Вот так вот. На самом деле — никаких замков. Только сральня.
Я был весь мокрый и пыхтел, как бык во время случки. Бежал я сюда, что ли? Как эта хромоножка за мной вообще поспевала?
Де Бов потащила меня в сторону и толкнула к лежащему у стены бревну.
— Посиди пока тут, подыши, а я в дом пойду в дом, посмотрю что там. Может, кто-то еще жив.
Я сел. Свалился, как кукла, у которой обрезали нитки. Во рту еще стоял привкус приторной медовой сладости. Может, кто-то и жив. На самом деле я в это не верил. Нихрена не верил. По-моему, де Бов тоже — но ведьма права. Поглядеть нужно. Вот только не нужно ей в такое место одной ходить.
— Я с тобой. Сейчас встану. Погоди.
— Да сиди ты, спринтер. Дыши воздухом.
Опираясь о стену, де Бов проковыляла мимо застывшей у порога женщины и вошла в дом.
— Нет. Стой! Я уже иду.
Мотая головой, как вдребезги пьяный, я тяжело поднялся, упираясь ладонью в стену. Видения еще мелькали передо
