Ну, пожалуйста, Бернар!
Мать не упускает случая завербовать клиента для детективного бюро «Аргус». Знакомства у известной закройщицы обширные. Правда, дамочкам вроде мадам Кейзерс часто только кажется, что их обокрали. Потом сами дают отбой — бриллиантовая подвеска нашлась, лежала под кроватью... Извиняются, суют деньги за беспокойство, деньги, которые Маркиз стесняется брать.
Обычно мать и не старается заинтересовать его. Она щадит самолюбие сына, бюро «Аргус» ведь не тратит время на пустяки. Разве что в виде исключения...
Дочка кондитера небось влюбилась в какого-нибудь волосатого шалопая с заплатами на всех видных местах. Заплаты не от бедности, конечно... Не сегодня-завтра сама прибежит под родительский кров.
— Ее зовут Зази. Зази Эттербек, девятнадцать лет. Битники устроили клуб на старой барже, на канале Альберта. Говорят, Зази ходит туда.
— Ты очень хочешь, мама?
— Решай сам. И... Эттербек прилично заплатит.
Нарочито-небрежный тон изменил ей. Она вздохнула и произнесла тихо:
— Мне страшно, мальчик. Лучше бы ты бросил гоняться за бошем.
Мать долго крепилась. Не в ее правилах давать советы взрослому сыну. Но ей страшно. От Карнаха можно ждать и второй пули. От него или от другого нациста, из той же шайки. Карнах не один.
— Бросить нельзя, мама, но...
Старая баржа на приколе... Маркиз бывал там. Хозяин продал ее Костасу, человеку без родины, когда-то промышлявшему контрабандой, отсидевшему срок в тюрьме. Костас открыл кабачок, предоставил трюмные отсеки для азартной игры, для ночлежников. Пути розыска неоднократно приводили Маркиза на баржу, сохранившую свое исконное имя — «Ландыш».
— Я позвоню кондитеру, — закончил Маркиз.
— Звони отсюда. Я записала номер.
Ее глаза повеселели.
— Хорошо, мама, — сказал он. — Спасибо.
Баржа стоит на окраине, там, где на трассе канала небольшое озеро. На берегах — задворки заводиков, лесные склады, ветхая, замшелая ферма, захлестнутая разросшимся городом. Когда-то «Ландыш» возил к морю товары, его видели во Франции, в Бельгии, в Голландии, в Германии, в великом герцогстве Люксембург — всюду, где простирается густая сеть каналов и рек европейского Запада. Владела «Ландышем» семья «речных цыган», не имеющих на суше ни кола ни двора, и передавался он из поколения в поколение, пока наконец последний в роде, бездетный шкипер не сбыл его с торгов.
Мотор с «Ландыша» пошел в утиль, но рубку Костас не разорил, а напротив — вычистил до блеска штурвальное колесо и развесил по стенам портреты популярных певиц кабаре и мастериц стриптиза. На «Ландыше» звезды, впрочем, не выступали, — в трюмном баре лишь иногда показывались исполнительницы второго сорта, юные «старлетты» или дивы на возрасте, на закате своей карьеры.
Низенький, жилистый, бронзоволицый, с густой пегой шевелюрой, Костас принимал посетителей, восседая у штурвала, и охотно вспоминал свои былые плавания — с запретными грузами спиртного, сигарет или наркотиков.
— Что было, то было, — говорил он Маркизу, — и больше не вернется. Безумства молодости. А нынешние, я спрашиваю вас, не сходят с ума? Тоже, каждый на свой манер...
Да, теперь Костас остепенился. Во всяком случае, не попадается. Из трюмов «Ландыша» выловили немало уголовной шушеры, но Костас всегда в стороне. Он ни при чем. «Ландыш» открыт для всех, вместе с карасями заплывает и щука...
Когда Маркиз добрался до баржи, короткий осенний день кончился. На вывеске, поднятой на двух мачтах, алеет надпись светящейся краской: «В «Ландыше» всегда весело». Из недр судна в холодную темень, пронизанную ветром, сочится музыка, слышится топот.
— Мье Маркиз!
Костас, вдруг вынырнувший из мрака, застегивает на ходу плащ.
— Извините, мсье Маркиз, я спешу. Внучка больна, вызвали врача, а дома ни франка, так что я... Стариковские заботы, мсье Маркиз. Я вам нужен? Или вы так, погреться?
Костас хитрил. Маркиз наведывался на «Ландыш» только по делу.
— Мне нужна одна девица, Костас. Зази, дочь кондитера Эттербека. Отбилась от старших. Не забрела ли она случайно к вам?
— Зази? Нет, не слыхал. Она с длинноволосыми?
— Да.
— Так разве она откликнется? Поди-ка и зовут иначе. У них же клички, у беглых. Ваша Зази теперь, поди, Венера или Клеопатра. Э, черт их разберет. Объясните мне, мсье Маркиз, почему, как только пропадет чей-нибудь блудный сын или дочка, так ко мне? Почему ко мне? Что я — заманиваю их? Обидно, по правде говоря...
— Бросьте, Костас! Не только к вам ходим... Ладно, погляжу сам.
— Пожалуйста, мсье Маркиз. Я бы с удовольствием составил вам компанию, но... Внучка, мсье Маркиз, очаровательный ребенок, вы бы видели... И так страдает... В такие минуты я сомневаюсь, мсье Маркиз, сомневаюсь, есть ли бог на небе.
Он топтался на месте, изображая спешку, но цеплялся взглядом за Маркиза, засматривая в глаза.
— Ничего, Костас, ступайте.
Кабатчик отбежал, потом нагнал Маркиза:
— Ох, месье Маркиз! Позвольте мне дать вам совет, не стоит вам туда сейчас... Ей-богу, я места себе не найду! Без меня мало ли что случится. Народ всякий, разной твари по паре, Ноев ковчег. Я вас уважаю и хочу вам добра, мсье Маркиз. Не дай бог неприятность с вами...
Ловкая шельма! Он предупредил, какие же еще могут быть к нему претензии. Внучка — она заболевает всегда кстати. Раз Костас спешит домой, значит, заглянуть в его заведение надо непременно. Костас не желает быть даже свидетелем.
На «Ландыше» есть кто-то... Разумеется, не Зази имеет в виду Костас. Из-за нее он не удрал бы, сам помог бы разыскать ее. Что ж, посмотрим. Надо пройтись по отсекам. Зази — прекрасный повод...
Маркиз прошел по сходням. Цветные лампочки, качаемые ветром, разливали по доскам потоки красок, а вода глубоко внизу оставалась черной. Толкнул дверь. Старый Жермен, затянутый в ливрейную курточку, истово, морщась от боли, согнул свою ревматическую поясницу, — он служил в домах получше и умеет отличить почетного гостя.
— Добрый вечер, мсье Маркиз. Что-то редко вы посещаете нас.
— Некогда, Жермен.
— Понимаю, понимаю, — старик бережно принял плащ Маркиза. — Да ведь и компания здесь не для вас, — прибавил он доверительно.
— Какая компания?
— Известно, мсье Маркиз... Из канавы да из помойки... Сегодня и рыжие рубашки зачем-то пожаловали.
Местные фашисты, из банды отставного полковника Брие-Пелюша, давно перестали щеголять в гимнастерках защитного цвета и военного фасона — слишком уж заметно и не всегда безопасно. Но прозвище удержалось.
— А мадемуазель Эттербек бывает у вас? — спросил Маркиз и вынул из кармана фотографию. — Знакома вам?
Жермен,
