больше не хочется.
А суженая кромешника... нет, не представляю я себя в этой роли. Сомневаюсь, что мне повезет так, как сестре, которую прогрессивный Виктрэм поддерживает во всех ее начинаниях. Так что не хочу замуж за темного, который запрет меня, свое главное сокровище, в доме.
— И что мне делать?
— Ничего, — спокойно ответил Виктрэм. — Время покажет, просто живи, Филиппа.
Ему легко говорить. А как жить, если не знаешь, чего от тебя хотят? Кто я для незнакомца? Потенциальная невеста? Случайная девушка, которой благородный воин решил помочь? Или ценный артефактор, у которого попросят ответную услугу?
За окном громыхнуло. За разговором я не заметила, как солнце скрыли тяжелые тучи, и началась гроза.
— Мыр? — требовательно спросил позади шмырь.
Я обернулась. На усатой морде нетерпение и надежда.
— Виола, Виктрэм, буду прощаться, у нас начинается гроза.
— О, пора утешать Барта, — с пониманием произнесла сестра.
— Шмыря твоей сестры? — удивился Виктрэм.
— Я тебе сейчас все объясню, — пообещала ему Виола и уже со мной поспешно попрощалась: — До встречи, Фил. Будь осторожнее.
— До встречи и хорошего вам отдыха!
— Постарайся реже выходить из дома, — посоветовал зять напоследок, прежде чем отключить артефакт связи.
— Попробую, — пробормотала, всецело сосредотачиваясь на Барте, который боднул головой в бедро.
Мой умный, сильный монстрик боялся грозы. И страх его родом из детства: крохотного котенка со сломанной лапкой я нашла на окраине города. Он сжимался в комочек, когда грохотал гром и нити молний прошивали небо.
Барт уже взрослый, но гроза до сих пор — его нелюбимое явление природы.
11 глава Темное наваждение
— Я так долго тебя ждал.
Его бархатный шепот обжигает мою шею.
Кончиками пальцев он нежно проводит по моему обнаженному плечу, скуле, мимолетно касается уголка губ.
Я в кольце сильных, надежных рук. Я нужна ему, как воздух, как солнечный свет.
— Моя душа, мое сердце, ты стоила сотен лет ожидания.
Мужская ладонь обхватывает мой затылок, так властно, так правильно. И все тревоги уходят, я знаю, что больше не одна, что за его широкой спиной мне нечего бояться.
Теплые губы накрывают мои. Раздвигают, вторгаясь, наполняя необычными, безумно приятными ощущениями.
Хочется раствориться в этом поцелуе, застыть во времени, чтобы хмельное мгновение никогда не заканчивалось...
— Мы-ы-ыр? Мыр!
Я открыла глаза.
Сердце стучало, как бешеное.
Сон. Это был сон! Опять.
Тяжеленный Барт запрыгнул на постель и пробежался по мне, окончательно возвращая в реальность.
— Ох, Барт! Брысь! Раздавишь хозяйку, кто будет чесать спинку во время грозы?
— Мыр!
Шмырь сделал вид, что устыдился, и сбежал.
Своей цели он достиг, теперь я пойду поить его молоком и кормить чем-то вкусненьким. А так, Барт обычно охотился в лесу.
На самом деле, я ему благодарна за своевременную побудку от кошмара. Нет, сон приятный, но... все равно кошмар.
Прошло три дня. Три долгих дня пустого ожидания. Я боялась собственной тени, вздрагивала от неожиданного звука. Но при этом по вечерам бродила по улицам Квартена.
Незнакомец мне теперь даже снился! Мои старые кошмары безобидны по сравнению с будоражащими тело грезами. Вот как сегодня.
Я знаю, что поцелуи — это неинтересно и даже неприятно, ведь однажды я проводила эксперимент, убедилась. Странные ощущения: неловко и будто кого-то предаешь. Саму себя? Не родину ведь... Что ж, видимо, я из тех женщин, которым не нужна физическая близость, не нужна семья. Мой удел — наука, полезные для полиции изобретения.
Так какого шмыря сейчас снится совсем противоположное?! Будто поцелуи — это крышесносное удовольствие? Хоть ищи своего незнакомца, чтобы проверить!
А может, именно так и стоит поступить? Нет, не поцеловать кромешника! А найти его, спросить, почему спасал и куда подевался. Ой, точнее, почему не требует долг за спасение.
Ожидание расплаты страшнее самой расплаты.
— Мыр! — нетерпеливо напомнил о себе Барт.
— Иду-иду. — Я поспешила на кухню.
Налив молока, разогнулась и мельком глянула в окно.
Под деревом стояла высокая фигура в черном плаще.
Мой незнакомец! Он пришел ко мне!
Я рванула из кухни, сбив стул.
Ох, теперь синяк на коленке сводить. Ничего, это неважно. Важно, что он пришел! Мое шмырево наваждение!
Сейчас я все у него спрошу… Все-все!
Выскочила на улицу, как была, в домашней обуви. Бежала к яблоне, возле которой он стоял, летела, почти не касаясь земли.
И… его не было.
Ушел, не дождавшись? Или не пожелав дождаться?!
Заполошный стук сердца заглушал остальные звуки.
Моего незнакомца здесь нет. И судя по нетронутой поверхности раскисшей земли возле дерева, и не было. Пригрезился. Я хотела его встретить — и воображение пошло навстречу.
— Фыр-фыр, — сообщил Барт и ласково потерся о мои ноги, а затем и обвил гибким пушистым хвостом.
Успокаивает.
— Твоя хозяйка сходит с ума из-за мужчины, — сообщила с горечью шмырю.
Моя домашняя нечисть несогласно фыркнула и встопорщила усы.
— Да-да, не спорь. Зачем он мне нужен? Не знаешь? Вот и я тоже. А снится, тянет увидеть. Надеюсь, это всего-навсего любопытство. Загляну ему под капюшон — и успокоюсь.
Барт чихнул. Или хмыкнул? Смеется над хозяйкой? И не зря.
Этот кромешник без лица — мое темное наваждение. Как избавиться? Только лишив его флера загадочности, узнав лучше. Если греза обретет плоть и кровь, она утратит силу. Очень на это надеюсь.
Остаток времени до вечера я провела, как в тумане, делая все машинально, впрочем, как и предыдущие дни.
Хватит жить в дурмане! Я должна его найти, если хочу вернуть былой покой.
Быстро одевшись, велела Барту:
— Стереги дом! Я скоро вернусь.
Город еще не зажег магические фонари, а я уже брела по его мокрым, усыпанным алой и оранжевой листвой улицами. Дворники не справлялись с обязанностями: только убрали, а клены и дубы сбрасывали еще немного своего празднично-печального одеяния.
На душе тоскливо, муторно. И одновременно в сердце царила надежда на чудо. Странная в этом году осень.
Я подставила лицо мелкому ледяному дождю. Щеки все равно горели,
