Как бы то ни было, жалеть Ирэн я не стану. Сунется ко мне в голову еще раз — придумаю что-нибудь помощнее «Колобка», чтоб не повадно было. И не посмотрю, что благородная. Никакой пощады избалованным аристократкам.
Когда я вышел в коридор, девушка все еще была там. Стояла, прислонившись к стене, и явно чего-то ждала.
— От меня что-то нужно? — спросил я.
Девушка снова улыбнулась и поправила платок, повязанный на манер галстука.
— Я здесь, чтобы сопроводить ваше сиятельство к завтраку. Однако прежде есть одно небольшое дело. Прошу за мной, Михаил Николаевич.
Что я, маленький что ли? Сам не доберусь? Но я решил не грубить девице. В конце концов наверняка это ее работа.
— Как вас зовут? — спросил я, пока девушка вела меня по коридорам.
— Ефросинья Петрова, ваше сиятельство. Я не аристократка.
— Это я уже понял, — кивнул я, отметив, что она была напрочь лишена Благодати. — Красивое имя. Старое, редкое.
— Не такое уж и редкое вне Петрополя. Но спасибо, ваше сиятельство. Мне его дали в честь бабушки.
— Давно здесь служите?
Ефросинья явно удивилась моему интересу — так, что даже замедлила шаг.
— В шестом поколении, а может и дольше, ваше сиятельство. Как крепостных распустили, моя семья осталась на этих землях. Накопили денег, выкупили гектар, обустроились. А когда здесь обосновались Штоффы, мы стали на них работать.
— И как работается у баронессы?
— Мне не на что жаловаться, — снова улыбнулась Ефросинья. — Место непыльное. В господском доме служу, получила образование.
— А на кого учились?
Девушка поймала мой взгляд, и я заметил, что в ее глазах загорелись страстные огоньки. Пусть никакой Благодатью она не была наделена, но точно любила свое дело. Каким бы оно ни было.
— Моя специальность — красота, ваше сиятельство, — с гордостью ответила Ефросинья. — Прически, макияж, подбор одежды. Их благородия очень ценят мои навыки, даже отправляли стажироваться в Константинополь и Мадрид. Я готовлю их благородий к приемам, слежу за гардеробом и сотрудничаю с портными. Матильда Карловна сказала, что, если у меня и дальше так хорошо пойдет, то даст мне ссуду, чтобы я однажды открыла собственный салон.
От перечисления обязанностей Ефросиньи я начал клевать носом.
— Верю, что вы в этом хороши, но от темы я далек. Извините.
— Вам и не нужно беспокоиться о таких вещах, Михаил Николаевич. А вот мерки с вас снять я должна. Прошу в мою мастерскую.
— Зачем мерки? — удивился я.
— Ну как же… Через неделю в Аудиториуме будет смотр абитуриентов. Мероприятие пусть и формальное, но очень торжественное. Кандидатов встречают по одежке. И Матильда Карловна уж точно не допустит, чтобы ее воспитанники выглядели как оборванцы. Ведь вы представляете не только свой род, но и наставницу… Причем на вашем месте я бы делала акцент именно на личности ее благородия.
Я резко остановился, и Ефросинья удивленно на меня обернулась.
— Почему? Она баронесса, а я — сын графа. Насколько мне известно, мой род стоит выше.
Девушка подняла на меня печальные глаза.
— Я очень сочувствую вашему положению, Михаил Николаевич. Искренне переживаю, клянусь Господом, — вздохнула она. — Но вы же понимаете, что черная перевязь на гербе закрывает для вас многие двери…
— Но мы все еще графья, — настаивал я.
— Формально это так. Однако слава вашего рода, увы, идет впереди вас. Де-факто вас не желают видеть в высшем обществе и ровней себе не считают. Увы, вам еще не раз придется прочувстовать это, Михаил Николаевич. И мне бесконечно жаль, что потомки вынуждены расплачиваться за глупость предков.
Я замолчал, обдумывая слова Ефросиньи. Девица, видимо, и правда хорошо разбиралась в перипетиях высшего света. Хорошо бы с ней подружиться и порасспрашивать о том, что меня ждет. Мишка, олух, и этим совсем не интересовался.
Зато это хоть немного объясняло, почему с членами моей семьи остальные аристократы вели себя недостаточно почтительно.
Не ровня, вот как.
Еще посмотрим, кто кому станет кланяться.
— Репутация важнее всего, Михаил Николаевич, — безапелляционным тоном заявила девушка. — По крайней мере в мире аристократии. Прошу, поторопитесь.
Я уловил свое отражение в одной из витрин с редкостями. И чем этих женщин не устраивала моя форма? Лучше б учили получше, ей богу.
— Только побыстрее, — потребовал я, когда Ефросинья распахнула передо мной дверь кабинета. — Не люблю возиться с тряпками.
Стилистка тяжело вздохнула и взялась за сантиметровую ленту.
— Очень жаль, Михаил Николаевич. У вас хорошие данные. И я непременно выгодно их подчеркну…
* * *
Отделаться от Ефросиньи оказалось той еще задачей. «Стилистка» вцепилась меня как доберман в ногу неудачливого вора. Суетилась, измеряла, что-то записывала в толстую тетрадь. Из ее кабинета я вывалился только спустя добрые полчаса. Интересно, Матильда отправит счет моей семье за эту услугу?
Пришлось изрядно поплутать, чтобы отыскать Малую столовую. К этому моменту я настолько осатанел от голода, что просто шел на запах свежего хлеба.
— Доброе утро, Михаил! — поприветствовала Матильда, когда я наконец-то попал в нужную дверь.
Баронесса уже закончила завтракать и наслаждалась кофе в окружении воспитанников. Рыжеволосые Коля и Боря уплетали сырники за обе щеки, сражаясь за мед и сметану. Поля меланхолично лила варенье в кашу и даже не обернулась. Ирэн жевала лист салата из какого-то диетического блюда и злобно на меня зыркнула.
«Это утро не будет для тебя добрым» — услышал я ее голос в своей голове. — «Пожалеешь, что родился».
Но сейчас угрозы наглой девицы меня не интересовали.
— Прошу прощения за опоздание, — не спрашивая разрешения, я отодвинул стул и хищно уставился на еду. — Меня задержали.
— Знаю, — улыбнулась Матильда и подвинула ко мне корзину с хлебом и блюдо с мясной нарезкой. — Налегай. Сил сегодня понадобится много. Яичницу?
— Тащите все, что есть!
Наставница коротко хохотнула и позвенела колокольчиком.
Пока слуги суетились с горячим, я налегал на бутерброды и только успевал прихлебывать кофе. Когда я приканчивал третью башню из батона, колбасы и сыра, уже знакомый мне лакей торжественно внес чугунную сковородку с дымящейся глазуньей.
— Спаси тебя бог, Василий, — выдохнул я и накинулся на яичницу.
Братья наконец-то разобрались с сырниками и удивленно пялились на меня, пока я разделывался с блюдом.
— Ты как будто сто лет не ел, — поразился Боря.
