На этой скорости я чуть не промахнула поворот на Стайтен-Айленд, покрышки завизжали, Горчик, скорее всего, перевернулся в гробу… тьфу, в багажнике, и, если он до сих пор был еще жив, теперь, несомненно, должен был убиться насмерть. Но я не остановилась проверить, хорошая ли отбивная получилась из несчастного детектива.
Когда впереди показались огни моста Веразано, я заметила, что преследователи куда-то сгинули: позади меня была только «тойота» с Энди Саареном за рулем. Я немного сбавила скорость, с трудом ослабила хватку своих побелевших и затекших пальцев на рулевом колесе и откинулась на спинку сиденья, раздумывая, куда мне направиться. Ко мне домой — страшно. В полицию? Тут я вспомнила про Горчика, о котором каким-то образом, расслабившись, забыла, громко ахнула, вслух обругала себя последними словами и стала искать место, куда свернуть, чтобы остановиться и освободить детектива.
Видимо, Энди понял по моим манипуляциям, что я хочу свернуть с парквея. Я, честно говоря, не знаю, для чего я ему была нужна, — судя по его поведению в последние час — полтора, мой вид вызывал у него одно лишь раздражение, — но он посигналил мне фарами, и я послушно свернула там, где он указал. Минут через пять я поняла, куда мы направляемся — мы ехали к дому Эдуарда. Сам Эдуард валялся сейчас, должно быть, на заднем сиденьи «тойоты», в состоянии, которому не позавидуешь, если он вообще был еще жив.
В переулке, где находился дом, тишина и темень стояла, как в могиле. Все-таки Бруклин в темные ночи выглядит весьма зловеще, вот что я вам скажу. К счастью, благодаря безлюдности переулка, здесь было полно места для парковки, и я с облегчением запарковала горчикову развалюху, которая сегодня, наверное, пережила взрыв второй молодости, носясь по дорогам. Думаю, что в ней стоял какой-нибудь специальный полицейский мотор, потому что ничем другим объяснить тот факт, что она не рассыпалась на части посреди дороги, невозможно.
Энди запарковался поодаль и выпрыгнул из своей «тойоты» изящным атлетическим прыжком. Самое ценное, что атлетический прыжок он не репетировал специально, и вообще, думаю, ему было не до прыжков — это получилось у него самопроизвольно. А я не могу не восхищаться настоящими, природными атлетами. Даже в столь прискорбных обстоятельствах и неуместной обстановке. К тому же, в моей памяти был еще очень свеж сегодняшний вечер в Фонтанном доме, танец, вино, теплые руки Энди, его глаза… В общем, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к суровой действительности.
Суровая действительность тут же предъявила на меня свои права глухим стуком из багажника — детектив оказался более живучим, чем я себе представляла.
Я кинулась к багажнику, и, пока Энди осторожно вытаскивал из «тойоты» своего брата и транспортировал его к дверям квартиры, выпустила детектива из пыльного и ржавого плена. Для этого мне пришлось изрядно повозиться — веревки были затянуты крепко, но, когда я, наконец, догадалась вытащить окровавленный кляп у него изо рта, Горчик простонал, что в ящике для перчаток в машине есть нож. После этого дело пошло гораздо быстрее — я просто разрезала веревки, пока Энди открывал двери. К чести детектива надо сказать, что он, несмотря на свою кажущуюся хилость, смог стоять почти самостоятельно после того, как я больше мешала, чем помогала ему выбраться из багажника. Он даже начал растирать свои затекшие конечности, — слегка пошатывался, правда, но, держась за дверцу машины, стоял вполне прилично.
Появившийся в дверях Энди энергичным кивком пригласил нас войти в дом, и Горчик, против ожиданий, кивнул в ответ — видно, ему очень нужно было поскорее сесть. Я подставила ему свое плечо, но он самоотверженно отказался от моей помощи и, постояв еще чуть-чуть, похромал к дому.
Идя вслед за ним, я заметила, как на окне полуподвала в соседнем доме слегка колыхнулась занавеска. Горчик, как будто прочел мои мысли, с трудом повернул голову и выдавил сквозь зубы:
— Китаец.
Я быстро-быстро закивала, но, откровенно говоря, не совсем поняла, что он имел в виду. Горчик поморщился и повторил настойчиво:
— Китаец. Лечить умеет.
Мне страшно не хотелось идти к китайцу среди ночи, уговаривать его прийти, что-то объяснять… Я, понурившись, сделала несколько шагов к калитке, но, к счастью, старик вышел на крыльцо сам и застыл каменным изваянием на ступеньках лестницы, ведущей в подвал.
— Хай, — сказала я тупо. — Вуд ю плиз…
Старик слегка повернул голову и бросил на Горчика взгляд из-под полуприкрытых век. Больше всего он был похож на одну из тех маленьких серых ящериц, которых я однажды рассматривала в зоомагазине и даже собиралась купить: настолько завораживающи были их редкие движения, так изящны очертания угловатых тел.
— Сяй, — сказал китаец. — И спать. Много-много спать. Два день.
Я неуверенно кивнула, а Горчик, сморщившись, произнес несколько слов по-китайски.
Старик поднял голову к небу, подумал и кивнул. Потом легким скользящим шагом приблизился к детективу, быстро завернул ему веко, посмотрел внимательно, нащупал пульс, еще раз кивнул и пошел вместе с Горчиком к стоящему в дверях Энди. Энди хмурился и выглядел усталым и сердитым. Про меня они как будто все забыли. Я уже подумывала, не сбежать ли мне от них под шумок и не уехать ли, допустим, в Париж, где меня никто не найдет, но тут Горчик обернулся и поманил меня к себе.
Я вздохнула и вместе с ними вошла в дом.
Сенечка дрожал на маленьком диванчике в гостиной. Лже-Ян лежал на большом диване и выглядел очень неважно. Китаец сразу начал щупать ему пульс и заглядывать под веки, а Горчик сел в кресло и прикрыл глаза. Все это больше всего напоминало боевик про войну во Вьетнаме, вот только моя роль была неясна. Глупенькая красотка, которую злокозненные вьетнамцы взяли в плен и зверски мучают, не давая смотреться в зеркало?.. Судя по тому, как мало я понимаю во всем, что тут происходит, мне вообще отведена роль бессловесного, но очень ценного сокровища, которое все ищут и хотят украсть.
— Налей воды в чайник, — бросил Энди через плечо.
Я сначала даже не поняла, к кому он обращается. Ничего себе!.. Этот тип командует мною, как своей служанкой, а почему, собственно? Я вообще никому, за исключением мамули, не позволяю так с собой разговаривать. Поэтому я выпрямилась (майка на груди угрожающе натянулась), вскинула голову и начала:
— Видите ли, Энди…
Он повернулся ко мне всем корпусом с выражением насмешливого удивления на лице.
— Энди? Вот идиотка! Энди остался в Матаване. А я — Стас, очень приятно познакомиться.
Глава 17
— О, Господи!.. — простонала я. — Еще один?..
И бессильно опустилась в кресло. Однако кресла поблизости не оказалось, поэтому я очутилась на полу, и никто, заметьте, не кинулся меня поднимать. А этот чертов Стас так и вообще довольно заметно подавил смешок, несмотря на трагичность положения.
Я встала, отряхнулась и сухо спросила:
