в конечном итоге культурологии в самом широком смысле этого слова.
Я пришел к выводу, что предмет филологии не может быть просто растворен в литературе и языке. Наоборот, то и другое должно быть на более высоком уровне включено во взаимосвязь культуры и общества. Эта область, переходящая границы узкой филологии, должна быть исследована с помощью систематически разработанной методологии и теории. Только под таким углом зрения мне казалось возможным систематически связать результаты детальных текстовых исследований с комплексными явлениями культуры.
Таким образом, перестройка действительно не была «крестной матерью» при развитии идеи этого нового института.
И здесь мне хотелось бы разъяснить еще одно недоразумение: институт не означает замаскированного расширения отделения славянских литератур. Концепция института - как видно уже из его предыстории - ставит перед собой иные цели, чем славистика, и акцент здесь, соответственно, ставится на совершенно иных вещах.
В шестидесятые годы я считал, что надо акцентировать внимание, прежде всего, на изучении отношений культуры в России и Советском Союзе. В семидесятые/восьмидесятые годы я думал, что это возможно только с помощью улучшенной методологии. Сегодня я вижу, что с помощью нового института можно совершить первый шаг в этом направлении. Однако этого будет недостаточно. На фоне общей ситуации в России сегодня необходим институт (хотя бы один-единственный в Германии), где бы, в самом деле, проводились комплексные исследования всех областей русской культуры с учетом всех их особенностей и взаимоотношений друг с другом. Это означает: если мы хотим конструктивно расширить работу института, то нам следует, хотя бы время от времени, привлекать к исследованиям и преподаванию также философов, историков, политологов, социологов, педагогов и культурологов.
Как вы видите, в будущем нам еще предстоит много работы.
И еще я хочу сказать об одной очень важной для меня вещи. Это прописная истина, что развитие культуры и общества, прежде всего, приходит в движение тогда, когда выдающиеся личности попадают в исторически напряженные кризисные ситуации, что дополнительно стимулирует их креативную деятельность. Часто при этом речь идет о личностях, чья духовная самостоятельность использует специфическое напряжение между ними и обществом как поверхность для трения, в процессе которого ставятся под вопрос унаследованные истины и воскрешается чувство общественно-политической ответственности. Такие личности обычно противостоят приспособленцам, не испытывающим угрызений совести оппортунистам и тем, кто держит нос по ветру. Обычно это люди, которые снова и снова готовы отвечать своей головой за других современников. Мне незачем здесь подробно объяснять, что речь идет о личностях, которым нередко в течение многих лет приходилось получать чувствительные удары в форме преследований, презрения и унижений, и которые много раз шли на риск ради правды. Если при этом речь идет еще и об ученых, которые параллельно своей первопроходческой работе еще и обогатили культуру и внесли свой вклад в самопознание человечества, то именно и прежде всего они заслуживают нашего особого уважения.
В этой связи мне хотелось бы назвать два имени, перед которыми преклоняюсь не только я, но и очень многие другие: Андрей Сахаров и Юрий Лотман. Их уже нет в живых. Они заслуживают, чтобы их память мы почтили особым образом. С сегодняшнего дня один из кабинетов института, где будет создаваться база данных по истории российской культуры, будет называться «Sacharow-Raum». Там будет храниться переданный нам Львом Копелевым слепок гипсовой маски, снятый с лица покойного Сахарова.
С сегодняшнего дня Институт русской и советской культуры получает имя Лотмана - человека, который своими творениями и в сотрудничестве со своими русскими коллегами основал новое направление в культурологии.
Институту имени Лотмана - десять лет
За десять лет Институт имени Лотмана стал исследовательским центром и местом встречи ученых. Это общая заслуга его сотрудников, студентов и аспирантов, а также многих коллег как из Северного Рейна-Вестфалии, так и других регионов Германии и других стран. Их готовность к активному участию в разработке новой концепции научного института и стремление к конструктивному и взаимно обогащающему диалогу создали в целом свободную и часто основанную на чистом энтузиазме рабочую атмосферу, благодаря которой возник целый ряд новых организационных и исследовательских предложений, пошедших на пользу всему Институту. Важным условием для того редкого и счастливого стечения обстоятельств, при котором сотрудники Института и его студента могли продвигать и улучшать свои инновационные идеи, было отсутствие административных ограничений в самом начале их развития.
Сюда же добавились другие благоприятные условия, которые послужили очень важной предпосылкой для включения Института в систему личных и деловых связей, составляя его научное и культурное окружение: существование Института восточноевропейской истории и исследовательского центра имени Коменского в Рурском университете, а также выставочная деятельность Бохумского музея со специализацией на Восточной Европе и проекты ассоциации «Kultur-Ost-West».
Нельзя, конечно, умолчать и о том, что уже много лет назад правительство земли Северный Рейн-Вестфалия создало в Бохуме Институт русского языка (Russikum), а также оказало заметную, неподдельную поддержку Вуппертальскому проекту Льва Копелева «Западно-восточные отражения» («Русские и Россия глазами немцев»; «Немцы и Германия глазами русских»). Кроме того,
Из: Ruhr Universitat Bochum, Lotman-Institut fur russische und sowjetische Kultur, 1989-1999. - Bochum, 1999. S. 7-12. представители Северного Рейна-Вестфалии вели совместную деятельность с РСФСР по договору о взаимном сотрудничестве, демонстрируя тем самым интерес к России и ее культуре. Для возникновения института, ориентированного на русскую культуру, таким образом, уже давно имелись подходящие рамки, которые делали его лишь конечным пунктом долгого процесса развития. Институт стал деталью мозаики, которая дополняла уже существующие направленные на изучение России проекты в Северном Рейне-Вестфалии, создавая новую общую картину. Хотя Институт имени Лотмана создавался как небольшая организация, для внешнего наблюдателя он выглядел на фоне всех россиевед-ческих инициатив Северного Рейна-Вестфалии как огромный научный центр с несколькими сотнями сотрудников, сопоставимый с похожими российскими институтами.
Стенографическое описание истории института показывает, насколько скромно он начал свою работу и в чем конкретно состоит результат его десятилетней деятельности.
В марте 1989 года в грубых очертаниях была представлена первая концепция Института русской и советской культуры. Указ министерства науки земли Северный Рейн-Вестфалия от 24 мая 1989 года в скупых словах выражал рекомендацию создать совместно с Рурским университетом из бюджетных средств региона и университета «информационный, исследовательский и просветительский центр восточноевропейской культуры», который должен был сначала заняться «задачами по работе с документами и особенно исследовательскими целями», а затем на базе «прочной общей концепции» постепенно наполнен кадрами.
Этот процесс происходил в 1989-1993 годы: после составления комплекса задач института и приема на работу четырех научных сотрудников, одного администратора, двух научных помощников и одного приглашенного профессора 22
